• Приглашаем посетить наш сайт
    Лермонтов (lermontov-lit.ru)
  • Бердникова Т. В.: Подтекст как разновидность импликации в поэтическом тексте (на материале лирики А. А. Ахматовой и И. Ф. Анненского)

    Филологические этюды:

    Сб. науч. ст. молодых ученых.

    Вып. 10. Ч. 3. – Саратов: Научная книга, 2007. С. 158-163.

    Имплицитное содержание присуще любому тексту. "Под импликацией понимается дополнительный смысл или дополнительное содержание, реализуемое за счет нелинейных связей между единицами текста" [Кухаренко, 1974: 72]. Но особенно ярко имплицитное содержание реализуется в диалогическом единстве. "Устная речь всегда сопряжена с подтекстом. <…> Семантика диалогической речи всегда предполагает нечто, находящееся за текстом и в подтексте (простейшим примером подтекста здесь служат аллюзии, которыми насыщено устное речевое общение)" [Брудный, 1976. С. 152] Диалог создает ощущение объективности событий за счет введения различных точек зрения, многообразных субъектных позиций.

    Одним из аспектов изучения является рассмотрение импликации в художественном диалоге. Мы имеем примеры такого изучения в прозаических и драматургических текстах (работы М. М. Бахтина, М. Б. Борисовой, К. А. Долинина, Т. И. Сильман и др.). Проблема импликации в поэтическом тексте недостаточно исследована, поэтому представляется актуальным ее рассмотрение. Данная работа посвящена изучению имплицитности в поэтическом тексте. Материалом исследования является лирика А. А. Ахматовой и И. Ф. Анненского.

    Импликация имеет несколько разновидностей, одной из которых является "подтекст". Существуют различные определения понятия подтекст. Подтекст рассматривался как часть формальной структуры текста (Сильман), как часть прагматической структуры (Кухаренко), а также в аспекте его соотношения с категориями текста (Кожина). Мы придерживаемся определения, данного М. Б. Борисовой. Подтекст - "особая форма смысловой осложненности, смысловой перспективы слова, лишь одно из проявлений его художественной смысловой емкости" [Борисова, 1970. С. 181].

    Нами выделяется несколько типов подтекста. Одним из них является собственно диалогический подтекст. Такой тип подтекста реализуется в диалоге, соотносимом с диалогом в разговорной речи и диалогом в драме. Такой диалог предполагает наличие двух участников, реплики которых, взаимодействуя, создают подтекст. Скрытая интенция, обозначенная в предситуации, раскрывается в последующей реплике. Для поэзии А. А. Ахматовой такой подтекст характерен в большей степени. Момент семантического несоответствия, расхождение реплик участников диалога служат средством создания подтекста.

    Мы прощались, как во сне,
    Я сказала: "Жду".
    Он, смеясь, ответил мне:
    "Встретимся в аду".
    Если встану - упаду,
    Дудочка поет: ду-ду!

    О глубокая вода
    В мельничном пруду,
    Не от горя, от стыда
    Я к тебе приду.
    [Ахматова, 1990. Т. 2. С. 20]

    Лаконичное, наполненное страстью высказывание лирической героини "Жду" в сочетании с репликой героя может быть истолковано двояко. Во-первых, намечена любовная драма. Лирический герой в ответ на реплику героини иронически отговаривается, что усиливает семантическое несоответствие. Во-вторых, возникает мотив греховности героини, что подкрепляется последующим контекстом. Намеком дается мотив самоубийства. Несоответствие реплик приводит к созданию подтекста. Большую роль играет ремарка "смеясь", которая служит показателем настроения персонажа: если героиня предельно серьезна в выражении чувств, то герой ироничен.

    "подтекст в своей основе строится именно на дополнительных, контекстных смыслах слов. <…> Эти дополнительные смыслы бывают подготовлены не тут же рядом, а где-то вдали, на пройденных уже этапах сюжетного развития" [Сильман, 1969. С. 85]. Взаимоотношения влюбленных предстают греховными, потому что упоминание "в аду" несет с собой намек на грозящее за грехи наказание. Такой дополнительный смысл создает реплика лирического героя. Собственно диалогический подтекст в поэзии Ахматовой создает эмоциональную насыщенность контекста. Имплицитное выражение смысла соотносится с эксплицитной стороной высказывания.

    Для лирики И. Ф. Анненского собственно диалогический подтекст характерен в меньшей степени, так как диалоги, соотносимые с разговорной речью, не столь частотны.

    А там стена, к закату ближе,
    Такая страшная на взгляд…
    Она все выше…Мы все ниже…
    "Постой-ка, дядя!" - "Не велят".
    [Анненский, 1990. С. 69] Опять в дороге

    Анненский использует полисемантичность слова. Обыгрываются значения слов "выше" - "ниже", которые служат для противопоставления человека (лирического героя) и стены. Стена предстает как нечто угрожающее, несущее опасность, человек же ничтожен по сравнению с ней. Из данного противопоставления следует противостояние реплик. Неопределенно-личная форма глагола "не велят" позволяет говорить о покорности, бесправности людей, находящихся за стеной. Стена является выражением ограниченности свободы человека.

    Другим типом подтекста является структурно-аллюзивный подтекст. Он создается структурой всего текста с помощью повторов, семантической многоплановости, аллюзий и т. д. Субъективные аллюзии могут быть выражены через соотнесение с прецедентными текстами или через социальный контекст.

    Аллюзия, благодаря которой расшифровывается подтекст, может быть соотнесена с Библией, со Священным Писанием, а также отсылать к произведениям литературы и фольклора. Такой тип подтекста в равной степени характерен для поэзии Ахматовой и Анненского.

    Я только сею. Собирать
    Придут другие. Что же!
    И жниц ликующую рать
    Благослови, о Боже!
    [Ахматова, 1990. Т. 1. С. 74]

    Подтекст реализуется посредством аллюзии к библейской притче о сеятеле. Героиня отождествляет себя с сеятелем, который приобретает черты пророка, проповедника. Образ сеятеля-поэта ассоциируется также с текстами русской литературы (стихотворениями Пушкина, Некрасова).

    В поэзии Анненского подтекст, который реализуется посредством аллюзии к прецедентным текстам, так же, как в лирике Ахматовой, связан с библейскими текстами.

    Только мне в пасхальном гимне
    Смерти слышится призыв.
    . . . . . . . . . . . . . . .

    Осушивший реки слез,
    Так ли дочерь Иаира
    Поднял некогда Христос?

    Не мигнул фитиль горящий
    Не зазыбил ветер ткань…
    Подошел спаситель к спящей
    И сказал ей тихо: "Встань".
    [Анненский, 1990. С. 115-116] Дочь Иаира

    Воскрешение дочери Иаира приводит читателя к осознанию воскрешения души персонажа.

    Другой реализацией аллюзии является подтекст в сфере социального контекста. Скрытая интенция находит свое отражение в социальной сфере. Такой подтекст реализуется через эмоциональное восприятие социальной ситуации персонажем. В поэзии И. Анненского социальный подтекст - достаточно редкое явление. Стихотворение "В дороге" представляет социальную картину жизни, которая завершается риторическим восклицанием. Подтекст подготавливается предшествующим контекстом, который сообщает о социальных событиях. Лирический герой осознает нищенское существование, возникает мотив совести, который приносит персонажу душевную боль.

    Не сошла ли тень с земли,
    Уж в дыму овины тонут,
    И с бадьями журавли,
    Выпрямляясь, тихо стонут.

    Дед идет с сумой и бос,
    Нищета заводит повесть:
    О, мучительный вопрос!
    Наша совесть… Наша совесть.
    [Анненский, 1990. С. 64]

    Показать бы тебе, насмешнице
    И любимице всех друзей,
    Царскосельской веселой грешнице,
    Что случится с жизнью твоей -
    Как трехсотая с передачею,
    Под крестами будешь стоять
    И своею слезой горячею
    Новогодний лед прожигать.
    Там тюремный тополь качается,
    И ни звука - а сколько там
    Неповинных жизней кончается…
    [Ахматова, 1990. Т. 1. С. 198]

    Рассказ о своей судьбе лирическая героиня завершает обобщением ситуации в стране. Расшифровка скрытого смысла подготавливается предтекстом и концентрируется в эпитете "неповинный".

    Подтекст нередко соотносится с интертекстом. В контекст диалога вносится цитата из другого текста. В поэзии Анненского такие случаи не частотны. Стихотворения же Ахматовой наполнены интертекстуальностью.

    Не могла я больше в этом доме…
    Вот когда железная Суоми
    Молвила: "Ты все узнаешь, кроме
    Радости. А ничего, живи!"
    [Ахматова, 1990. Т. 1. С. 246]

    героиня вынуждена терпеть невзгоды, тяготы жизни, обречена на безрадостное существование, у нее нет иного выхода.

    Особую разновидность структурно-аллюзивного подтекста представляет синтетический тип. Наряду с репликами персонажей в образовании подтекста участвует авторский комментарий. Такой подтекст подготавливается всей структурой стихотворения, взаимодействием авторского и персонажного подтекста.

    В поэзии А. Ахматовой ярким примером этого взаимодействия служит стихотворение "Сероглазый король".

    Слава тебе, безысходная боль!
    Умер вчера сероглазый король.

    Вечер осенний был душен и ал,
    Муж мой, вернувшись с охоты, сказал:

    "Знаешь, с охоты его принесли,
    Тело у старого дуба нашли.

    Жаль королеву. Такой молодой!..
    За ночь одну она стала седой".

    Трубку свою на камине нашел
    И на работу ночную ушел.

    Дочку мою я сейчас разбужу,
    В серые глазки ее погляжу.

    А за окном шелестят тополя:
    "Нет на земле твоего короля…"
    [Ахматова, 1990. Т. 1. С. 40]

    Подтекст создается всей организацией лирического произведения, прежде всего, лейтмотивом "серый". Драматизованное описание действий лирической героини свидетельствует о том, что она узнает о смерти "сероглазого короля" только из рассказа мужа. Соответственно, первое и последнее двустишия принадлежат автору. Происходит наложение нескольких планов текста друг на друга: плана автора, плана лирической героини, ее мужа, плана олицетворенной природы. Это в итоге приводит к кольцевой композиции: начинается и завершается стихотворение авторским планом. Подтекст раскрывает драматизм судьбы лирической героини, дается ее эмоциональная оценка.

    В поэзии Анненского такой подтекст имеет характер авторского комментария. В стихотворении "Смычок и струны" происходит диалог неодушевленных предметов - смычка и струн, за которым наблюдает автор. В реплике смычка звучащим оказывается еще и голос автора, стороннего наблюдателя.


    Как эти выси мутно-лунны!
    Касаться скрипки столько лет
    И не узнать при встрече струны!

    Кому ж нас надо? Кто зажег
    Два желтых лика, два унылых…
    И вдруг почувствовал смычок,
    Что кто-то взял и кто-то слил их.
    [Анненский, 1990. С. 87]

    Прямая речь одушевленных предметов перемежается с авторским словом. Предметы одухотворяются, их душевная боль раскрывается в подтексте. Подтекст создается в результате соотношения реплик лирических героев с авторским словом, авторским комментарием.

    двумя персонажами.

    Реализация подтекста раскрывает черты идиостиля поэта. Поэзия А. Ахматовой наполнена драматизмом, сюжетностью. Об этом свидетельствует наличие собственно диалогического подтекста, введение в диалог чужой речи. Лирика И. Анненского сосредоточена на лирическом герое, на его внутреннем духовном мире. Поэтому ориентация на социальную сферу в его поэзии менее характерна.

    Особенной разновидностью является синтетический подтекст. В поэзии И. Анненского его отличает комментирующий характер авторского слова. В диалогах А. Ахматовой он реализуется посредством лейтмотивности, нарочитых повторов.

    Таким образом, подтекст как разновидность импликации заключает в себе сокрытие эмоциональных установок, ориентированность на культурно-социальную сферу, на интертекстуальные связи. Будучи особой формой поэтического диалога, он вместе с тем сохраняет соотнесенность и с разговорной речью, и с жанром драмы.

    Литература:

    Анненский И. Ф. Стихотворения и трагедии. Л., 1990.

    Арнольд И. В. Импликация как прием построения текста и предмет филологического изучения // Вопросы языкознания. 1982. № 4. С. 83-91.

    Борисова М. Б. Слово в драматургии М. Горького. Саратов, 1970.

    Брудный А. А. Подтекст и элементы внетекстовых знаковых структур // Смысловое восприятие речевого сообщения (в условиях массовой коммуникации). М., 1976. С. 152-158.

    Кухаренко В. А. Интерпретация текста. М., 1988.

    Сильман Т. И. Подтекст как лингвистическое явление // Филологические науки. 1961. № 1. С. 84-90.

    Сильман Т. И. "Подтекст - это глубина текста" // Вопросы литературы. 1969. № 1. С. 89-102.

    Раздел сайта: