"Новый журнал", 1961. № 66. С. 85-98.
Как я видел Иннокентия Анненского.
В петербургские классические гимназии довольно часто приезжали для наблюдения лица начальственные: попечитель округа, окружные инспектора. Никого из них я, конечно, не помню.
Но Анненского помню, будто видел его вчера, и при склонности к объяснениям таинственным, мистическим должен был бы счесть это предначертанием свыше. Более правдоподобно однако объяснение другое: детское мое воображение поразила странность, диковинность его облика и именно она помешала смешать его с другими важными чиновниками, к нам заглядывавшими.
откинув голову, сел на стул, рядом с кафедрой. Урок продолжался. Посетитель сидел, закрыв глаза, не шевелясь, будто окаменевший. "Аршин проглотил", шепнул кто-то с задней парты. Действительно "аршин проглотил": живая иллюстрация к этому выражению.
Так прошло минут двадцать, может быть больше. Внезапно окружной инспектор вздрогнул, открыл глаза, встал и снова пожав руку учителю, не без аффектации заметил, что у того "превосходный метод" и что он испытал "истинное удовольствие", слушая наши переводы из Цезаря. Когда он скрылся за дверью, наш латинист, Петр Петрович Соколов, сообщил, что это был Анненский, "знаменитый оратор". Почему он назвал его именно оратором, не знаю.
Вскоре после этого Анненский умер. В некрологе, помещенном в "Журнале министерства народного просвещения", было указано, что "покойный посвящал свои досуги изящной словесности". А года через два-три вышел "Кипарисовый ларец" и тогда стало ясно, какое значение для русской поэзии имели эти "досуги".
Впрочем, догадаться об этом можно было бы и раньше, по "Тихим песням", вышедшим в начале столетия под псевдонимом Ник. Т-о. Но этот Ник. Т-о и его сборник, в котором несомненный дилетантизм причудливо сочетался с изощреннейшим, никому из современников и не снившимся мастерством, почти никто и не заметил.
"поработать над собой". Блок подчеркнул "хрупкую тонкость", "настоящее поэтическое чутье" автора, но из ряда других книжек, о которых писал, все же сборника этого не выделил.
"Тихих песнях" было в зародыше все неповторимое своеобразие Анненского, все "скрипы и шорохи" его поэзии.