Встречи с прошлым: Сборник материалов РГАЛИ.
Вып. 8 / Ред. -сост. С. В. Шумихин.
М.: Русская книга, 1996. С. 21-27.
Русский путешественник в Италии на рубеже XIX — XX веков был фигурой обычной. Посещение Европы становилось непременным и памятным событием в судьбе едва ли не каждого русского образованного человека, располагавшего необходимыми средствами. Многие стремились увидеть именно Италию, земля которой была со времен античности родиной и местом расцвета классического европейского искусства.
Образ Италии, являвший собой неповторимый сплав прекрасной природы, древних живописных и архитектурных шедевров, музыки, и бурлящей современной жизни, был запечатлен в произведениях многих русских художников, музыкантов, писателей и поэтов, оживал в их переписке, в их мемуарах. Спустя годы путешествие по Италии вспоминалось как чудесный сон.
К концу XIX века паломничество со всех концов Европы в древние города-музеи Италии носило массовый характер. Слово «турист» в те годы обрело привычное для нас значение, и именно таковым ощущал себя в общем потоке экскурсантов 35-летний поэт Иннокентий Aнненский, приехавший в Италию летом 1890 года с двумя приятелями и изучавший ее достопримечательности с каталогом и записной книжкой в руках.
Творчество Иннокентия Федоровича Анненского (1855 - 1909), несмотря на более позднюю известность, не было в центре внимания современников. Тяжело переживая свое литературное одиночество, он тем не менее не спешил заявлять во всеуслышание о своем поэтическом призвании.
Временем своего рождения, внешним обликом, старомодной манерой держаться и бытовыми привычками Анненский принадлежал скорее веку уходящему, однако духовным, внутренним складом, болезненно-обостренным ощущением своего «я», независимым и свободным направлением мысли был близок к представителям новейших течений в поэзии.
Анненский по праву мог считаться одним из самых образованных людей своего времени. Он получил прекрасное классическое образование и, окончив в 1879 году историко-филологический факультет Петербургского университета, некоторое время преподавал древние языки в различных государственных и частных гимназиях, а затем состоял директором ряда из них. Наиболее известен и изучен последний, царскосельский период его жизни, когда он занимал должность директора Николаевской мужской гимназии в Царском Селе, а затем инспектора Петербургского учебного округа.
Узкому кругу специалистов он прежде всего был знаком как первый переводчик на русский язык всех трагедий Еврипида (как писал имя античного автора Анненский), исследователь античности и ее наследия в современной культуре. Однако лишь члены семьи, близкие знакомые (среди них и живший в Царском Н. Гумилев) и некоторые сослуживцы знали и ценили в нем также талантливого драматурга, тонкого и оригинального литературного критика и, наконец, самобытного поэта-лирика и переводчика современной зарубежной поэзии.
Первый поэтический сборник Анненского «Тихие песни» (1904), включивший и переводы из современной французской поэзии, был издан на средства автора и долго пылился в витрине книжного магазина в Царском. Он остался почти не замеченным читающей публикой. Четыре оригинальные пьесы: «Меланиппа-философ» (1901), «Царь Иксион» (1902), «Лаодамия» и «Фамира-кифаред» (обе 1906), написанные параллельно с работой над переводом и научным анализом Еврипида, — также не встретили отклика. Некоторое внимание современников привлекла критическая проза Анненского, собранная им в конце жизни в две «Книги отражений» (1906, 1909). Однако принципы ассоциативности, свободной импровизации, самоирония и оригинальная манера встретили неприятие у большинства читателей.
Громкое имя и широкую известность принес автору второй, посмертный, поэтический сборник «Кипарисовый ларец» (1910), подготовленный к изданию сыном поэта В. И. Кривичем. Тогда о нем сразу заговорило молодое поколение поэтов, воспринявшее его лирику как откровение и провозгласившее его своим Учителем. «Когда мне показали корректуру «Кипарисового ларца» Иннокентия Анненского, я была поражена и читала ее, забыв все на свете», — вспоминала Ахматова (Ахматова А. А. Сочинения: В 2 т. 1987. Т. 2. С. 237).
Среди первых критиков, открывших для себя Анненского и обративших внимание на многогранность («многоликость») его творчества, был М. А. Волошин. Он писал: «Иннокентий Федорович Анненский был удивительно мало известен при жизни не только публике, но даже литературным кругам. [...] можно ли было догадаться о том, что этот окружной инспектор и директор гимназии, этот поэт-модернист, этот критик, заинтересованный ритмами Бальмонта, этот знаток французской литературы [...] — все одно и то же лицо? Для меня здесь было около десятка различных лиц, друг с другом не схожих ни своими интересами, ни возрастом, ни характером деятельности, ни общественным положением» (Аполлон. 1910. № 4. С. 11-12).
канва жизни Анненского сейчас в целом изучена (остается все же немало пробелов), по-прежнему мало документальных свидетельств, которые, помимо творчества, позволяли бы заглянуть в его внутренний мир.
Публикуемые 13 писем Анненского жене (ф. 6, оп. 1, ед. хр. 277, л. 1 - 25 об.), написанные во время поездки по Италии летом 1890 года, представляют в этом смысле несомненный интерес, так как позволяют услышать живой рассказ о только что пережитых впечатлениях. И хотя письма эти напоминают множество других туристических писем, писавшихся из-за границы, — в них вместе с красками, силуэтами и ароматом своего времени доходит до нас и неповторимо-индивидуальная интонация их автора.
Об интересующем нас периоде жизни Анненского известно немного. Он преподавал в те годы древние языки в частной гимназии в Петербурге, а в 1890 году читал также лекции на Высших женских (Бестужевских) курсах. К этому времени в «Журнале Министерства народного просвещения» и в журнале «Русская школа» появились его первые печатные работы, посвященные проблемам педагогики. 1890 годом датировано одно из лучших стихотворений — «Nocturno», вошедшее затем в сборник «Тихие песни»*. Почти тогда же Анненским была написана большая статья «Гончаров и его Обломов», в которой были заложены основные принципы его будущей критической прозы. * В "Тихие песни" не входит. См. среди стихотворений, не вошедших в авторские сборники.
Адресат писем — Надежда Валентиновна Анненская (в девичестве Сливицкая, в первом браке Хмара-Барщевская, в письмах - «Дина») — стала женой Иннокентия Федоровича в 1879 году. За три года до того Анненский, тогда студент 3-го курса, был приглашен репетитором к двум ее сыновьям от первого брака. Их взаимной любви не помешала даже большая разница в возрасте (Надежда Валентиновна была старше мужа на 14 лет).
За месяц до свадьбы Анненский писал своей сестре Л. Ф. Деникер: «[...] моя Дина очень хороша собою: она — блондинка и волосы у нее blond sendrèe* с зеленоватым отливом; она светская женщина, т. е. обладает всем тем изяществом, которое, не знаю, как для кого, а для меня обаятельно. Но это не та противная светскость, которая гонит мысль и стесняет чувство. Опять-таки судя с своей точки зрения, я [не] нахожу ничего несоответствующего моим умственным интересам и требованиям в ее умственном уровне, и, напротив, ее ясный ум часто указывает мне, где истина, в том случае, когда мой, ухищряясь, ходит кругом да около. Кроме того, Дина прекрасная музыкантша [...] Характер у нее твердый, странное терпение в перенесении физических страданий, темперамент нервный без всякого «нервничанья», воля сильная, несколько излишне деспотическая и покоряющая, Она очень, ужасно добра и очень проста, несмотря на uno gautto du sang polonais dans les vienes**. Любит она меня очень сильно и ревнует не меньше. Я ее очень люблю и стараюсь думать, что нисколько не боюсь» (ф. 6, оп. 1, ед. хр. 282, л. 1-2). * светло-пепельные (фр.фр.).
В 1880 году родился сын Анненских Валентин, будущий поэт и писатель, издававшийся под псевдонимом Кривич (в публикуемых письмах он — «Валя»). Во время путешествия Иннокентия Федоровича по Италии его большая семья жила в Смоленской губернии в имении Сливицкое, принадлежавшем матери Надежды Валентиновны — А. В. Сливицкой. Вероятно, «мама Саня» в публикуемых письмах — это она.
В воспоминаниях об отце В. И. Кривич, которому в 1890 году было 10 лет, писал: «Не буду говорить о том, как ожидались и как читались письма из-за границы в нашей глухой Смоленской усадьбе (тогда имении бабушки), где мы обыкновенно проводили лето. Я время от времени получаю свои отдельные, непосредственно мне адресованные письма» (Кривич В. И. Иннокентий Анненский по семейным воспоминаниям и рукописным материалам // Литературная мысль. Вып. 3. Л., 1925. С. 236). В РГАЛИ хранятся два письма Анненского сыну из Италии (ф. 6, оп. 1, ед. хр. 275, л. 1-2), одно из которых было опубликовано В. Кривичем в своих воспоминаниях.
Путешествие продолжалось около полутора месяцев. По дороге в Италию он посетил Варшаву и Вену (где было написано первое из публикуемых писем). Затем, проведя около недели в Венеции, отправился дальше, заезжал в Падую, Болонью, а оттуда доехал до Флоренции. Здесь Анненский провел около двух недель, осматривая город и окрестности, а по дороге в Рим побывал в древних городах Перуджии и Ассизи. Из Рима он совершал короткие поездки в Пизу, Геную, Турин, Милан, Неаполь. Спустя две недели Анненский добрался до последнего пункта своего путешествия — южного курорта Сорренто на берегу Неаполитанского залива; там он должен был провести несколько дней для отдыха.
Часть путешествия, как уже говорилось, Анненский совершил в компании двух своих знакомых: сослуживца по гимназии Е. Ф. Шмурло, в будущем профессора истории, и Вульфа, сведениями о котором мы не располагаем.
бытовые особенности или уличные сценки.
Однако особой целью этого путешествия было, по-видимому, изучение итальянской живописи, главным образом мастеров Возрождения.
Интерес к живописи возник у Анненского задолго до поездки в Италию. В РГАЛИ среди его ранних неопубликованных стихотворений хранится цикл «Канцоны на посещение Эрмитажа» с поэтическим описанием картин на религиозные сюжеты. Очевидно, штудии в храмах и картинных галереях Италии были прямым продолжением его занятий в залах Эрмитажа. Наиболее полно его работа в этой области отражена в записных книжках, пять из которых хранятся в РГАЛИ (ф. 6, оп. 1, ед. хр. 262-267). Это небольшие тетрадки в черных переплетах, заполненные быстрым, мелким почерком, исписанные карандашом и чернилами. Записи делались на ходу, часть из них фиксирует уличные бытовые сценки, интересные лица в толпе, выхваченные из потока увиденного отдельные впечатления и просто свободные мысли.
В письмах к родным Анненский избегал разговора о собственном творчестве. Но, видимо, стихи писались и в Италии, и одно из них, «Villa Nazionale», позднее вошло в сборник «Тихие песни». Темой этого стихотворения стал фейерверк, который автор наблюдал в Неаполе на берегу залива.
Вернувшись в Россию, Анненский окунулся в прежнюю жизнь. Но Италия осталась в его памяти. Через 15 лет в Царском Селе, прочитав в письме о сборах в Венецию, он с готовностью откликается на упоминание о «стране эстетической радости». Однако груз прожитых лет накладывает свой отпечаток. Поэт вспоминает Венецию не солнечной, праздничной, залитой яркими красками, что сияют в его письмах лета 1890 года, а затерянным в ночи городом на черной воде, под звуками дождя и скрипок. Письмо постепенно превращалось в стихотворение в прозе, что часто происходило с письмами Анненского последних лет жизни — теми, в которых он обращался к немногим пользующимся его доверием людям:
«[...] Венеция — Венеция! Мне, кажется, довольно повторить это слово, и я вижу, — но уже не залитые синим небом плиты, а вижу вечерние огни Венеции... Знаете, — мне хотелось бы теперь не венецианских картин — Бог с ней, даже с этой поднимаемой на воздух дамой Тициана — а нервных венецианских скрипок... и огней, огней... с того берега, и с открытых, острых, черных гондол, которые ночью воображаешь себе не черными... Черная вода канала, белая рубашка гондольера, и на поворотах безвестных canaletti, среди этих — не поймешь, дворцов или притонов, — гортанные крики лодочников. Я бы хотел Венецию вечером, ночью... невидной, безвестной, прошлой... Дождик идет... хорошо! Иди, дождик! Люди спят... Спите, люди! А ты, моя барка, плыви тихо, тихо, и ты, тяжело дышащий человек, не спрашивай, куда меня везти... Не все ли мне равно...» (письмо Е. М. Мухиной от 16 апреля 1905 г. - ф. 6, оп. 2, ед. хр. 5, л. 13 об. -14 об.).