О. А. Лекманов. Книга об акмеизме и другие работы.
Томск, "Водолей", 2000, с. 234-237.
Только детские книги читать...
Осип Мандельштам
Он взобрался в сани и сел у её ног, а Колдунья накинула на него полу плаща и хорошенько подоткнула мех со всех сторон. – Не хочешь ли выпить чего-нибудь горяченького? – спросила она. – Да, пожалуйста, ваше величество, – сказал Эдмунд. Зубы у него стучали от страха и холода.
Клайв С. Льюис
В 1910 году московское издательство «Скорпион» выпустило в свет посмертную книгу Иннокентия Фёдоровича Анненского «Кипарисовый ларец», которую открывал «Трилистник сумеречный». В свою очередь, этот трилистник начинался со стихотворения «Сиреневая мгла»:
Наша улица снегами залегла,
По снегам бежит сиреневая мгла.
Мимоходом только глянула в окно,
И я понял, что люблю её давно.
Я молил её, сиреневую мглу:
“Погости-побудь со мной в моём углу,
Не мою тоску ты давнюю развей,
Поделись со мной, желанная, своей!”
Но лишь издали услышал я в ответ:
“Если любишь, так и сам отыщешь след.
Где над омутом синеет тонкий лёд,
Там часочек погощу я, кончив лёт,
Только те мои, кто волен да удал”.
Любой ребёнок может без труда указать на основной литературный источник этого стихотворения – хрестоматийно известную сказку Г. -Х. Андерсена «Снежная королева». Приведём большую цитату из «Снежной королевы», выделяя курсивом фрагменты, перекликающиеся с «Сиреневой мглой»:
“Вечером <...> он вскарабкался на стул у окна и поглядел в маленький, оттаявший на оконном стекле кружочек. За окном порхали снежинки; одна из них, побольше <...> начала расти, расти, пока наконец не превратилась в женщину <...> она была так прелестна, так нежна, вся из ослепительно белого льда и всё же живая! Глаза её сверкали как звёзды, но в них не было ни теплоты, ни кротости. Она кивнула мальчику и поманила его рукой. Мальчик испугался и спрыгнул со стула; мимо окна промелькнуло что-то похожее на белую птицу”1.
Напомним, что страх, который первоначально охватывает Кая при виде Снежной королевы, впоследствии сменяется безграничным восхищением и любовью:
“Кай взглянул на неё; она была так прекрасна! Более нежного, прелестного лица он не мог себе и представить. Теперь она не показалась ему ледяною, как в тот раз, когда она сидела за окном и кивала ему головой; теперь она казалась ему совершенством” (с. 302).
Разумеется, Андерсен намеренно упоминает, что в глазах у Снежной королевы “не было ни теплоты, ни кротости”. Противостояние тепла и холода пронизывает всю сказку датского писателя, начиная с её пролога:
“Некоторым людям осколки попадали прямо в сердце, и это было хуже всего: сердце превращалось в кусок льда” (с. 296).
И вплоть до её финала:
“... горячие <...> слёзы упали ему на грудь, проникли в сердце, растопили его ледяную кору и расплавили осколок” (с. 323).
«Снежной королевы»:
“... окна зачастую покрывались ледяными узорами. Но дети нагревали на печке медные монеты и прикладывали их к замёрзшим стёклам – сейчас же оттаивало чудесное кругленькое отверстие” (с. 297–298).
Эпитет “чудесное” употреблён здесь очень к месту. Дело в том, что всё тёплое в «Снежной королеве» имеет самое непосредственное отношение к теме христианского чуда. А всё холодное, напротив, – к теме дьявольского соблазна.
“Кай весь дрожал, хотел прочесть «Отче наш», но в уме у него вертелась одна таблица умножения” (с. 301);
“Кай совсем посинел, почти почернел от холода, но не замечал этого, – поцелуи Снежной королевы сделали его нечувствительным к холоду, да и самоё сердце его стало куском льда” (с. 322).
“Я посажу её на тёплую печку, вот она и растает!” (с. 298).
Строками о тёплой печке завершается стихотворение Анненского «Сиреневая мгла». Но Анненский, в отличие от своего предшественника, вовсе не склонен противопоставлять тепло со знаком плюс холоду со знаком минус. Сознательно отказался он и от столь значимой для «Снежной королевы» христианской символики. Подчиняясь парадоксальным законам, в соответствии с которыми выстроена книга «Кипарисовый ларец», поэт готов предпочесть холод теплу (подобно тому как в финальном стихотворении «Трилистника сумеречного» – «Свечку внесли» – тьма предпочтена свету: “Не мерещится ль вам иногда, // Когда сумерки ходят по дому, // Тут же возле иная среда, // Где живём мы совсем по-другому? // С тенью тень там так мягко слилась, // Там бывает такая минута, // Что лучами незримыми глаз // Мы уходим друг в друга как будто”):
Я молил её, сиреневую мглу:
“Погости-побудь со мной в моём углу,
Поделись со мной, желанная, своей!”
У Андерсена сочетание мотивов холода и воды таит в себе потенциальную опасность:
“Наконец порешили, что он умер, утонул в реке, протекавшей за городом” (с. 302), –
речь идёт о Кае, пропавшем из города в один из зимних дней. У Анненского вода подо льдом тоже опасна, но эта опасность таит в себе неизъяснимую привлекательность: “Где над омутом синеет тонкий лёд, // Там часочек погощу я, кончив лёт”. Сравним в «Снежной королеве»: “... они летели над лесами и озёрами” (с. 302). Тонкий, хрупкий, обречённый растаять и вместе с тем – такой прекрасный лёд идеально вписывается в перечень хрупких, но прекрасных предметов, во множестве населяющих книгу «Кипарисовый ларец» (воздушные шарики, бабочки, одуванчики, сирень, облака...).
«Снежной королевы» Анненский разыграл собственную, глубоко оригинальную драму. “Иннокентий Анненский уже являл пример того, чем должен быть органический поэт: весь корабль сколочен из чужих досок, но у него своя стать”2.
1. Андерсен Г. -Х. Снежная королева / Пер. А. Ганзен // Андерсен Г. -Х. Сказки и истории. Л., 1977. Т. 1. С. 298; далее сказка Андерсена цитируется по этому изданию, с указанием в скобках номера страницы.
2. Мандельштам О. Э. Сочинения: В 2 т. М., 1990. Т. 2. С. 266.