Публикация А. В. Лаврова и В. П. Купченко
Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дома, 1976
Л., "Наука", 1978
Знакомство Иннокентия Федоровича Анненского с Максимилианом Александровичем Волошиным (1877--1932) состоялось в первых числах марта 1909 г. Сын поэта В. И. Анненский-Кривич вспоминал о первом визите Волошина и С. К. Маковского, будущего редактора журнала "Аполлон", 4 марта в Царское Село: "И Маковский, и приехавший вместе с ним Макс. Волошин имели до того времени об И. Ф. Анненском довольно поверхностное представление, и поэтому, конечно, встреча с таким Иннок. Анненским явилась для них полным сюрпризом. А отец, как нарочно, в этот вечер был необыкновенно интересен и блестящ. Он так и рассыпал драгоценные блестки и самоцветные камни своего ума, исключительной эрудиции и высокого остроумия. Оба писателя были буквально ошеломлены тем, что они встретили в этом "переводчике Еврипида", -- да нисколько и не скрывали того огромного впечатления, кот<орое> он на них произвел. Помню я те откровенно-восхищенные взгляды, кот<орыми> они беспрестанно обменивались".1
"слишком удрученного прошлым" (см. письмо 1), -- не могло не обогатить знакомство с Волошиным -- поэтом широкой эрудиции, глубоко искренним, взыскательно относящимся к слову, бывшим к тому же и обаятельным собеседником. С Анненским его особенно сближали любовь к античной культуре и живой интерес к творчеству новейших французских поэтов, которых они оба увлеченно переводили и наследниками которых в деле обновления поэтического слова себя считали. Тогда же, 4 марта, Анненский подарил Волошину, в ознаменование знакомства, отдельный оттиск своей статьи "Античный миф в современной французской поэзии". "Имена мне милые, слова мне дорогие и идеи мне близкие, потому что я в свое время "пошел к французам в школу", -- писал на следующий день Волошин Анненскому. -- Мне радостно, что теперь, после десятилетия в Париже, возвращаясь окончательно в Россию, я встретил Вас, потому что увидел в Вас (а это так редко!) человека, с которым можно не только говорить, а у которого можно учиться".2 В следующем письме к Анненскому Волошин говорит, что он открылся ему как цельная, многогранная индивидуальность, неожиданно объединившая в себе несколько ранее знакомых его ликов: "Вы существовали для меня до самого последнего времени не как один, а как много писателей. Я знал переводчика Эврипида, но вовсе не соединял его с тем, кто писал о ритмах Бальмонта и Брюсова <...> И, конечно, этого И. Ф. Ан<ненского> я не мог соединить с И. Анненским, "молодым" поэтом, которого Гриф со "строгим выбором" печатал в "Перевале".
И только теперь <...> все эти отрывочные впечатления начали соединяться, и, наконец, три дня тому назад они слились окончательно в конкретную личность и в цельный характер, к которому я не мог не почувствовать глубочайшего уважения и удивления".3 Волошин просил Анненского дать на время все его книги, чтобы еще отчетливее представить себе его писательский облик.
В первые дни знакомства Анненский подарил Волошину свою книгу "Тихие песни" (СПб., 1904), выпущенную под псевдонимом "Ник. Т--о", с надписью: "Максимилиану Александровичу Волошину на память "Аполлоновских" дней разоблаченный Ник. Т--о. 10 III 1909. И. Анненский".4 "Вторая книга отражений" Анненского, экземпляр которой был отправлен Волошину в Коктебель с надписью: "Максимилиану Александровичу Волошину в воспоминание и в залог часов лучшего художественного настроения. И. Анненский. 5 V 1909. Ц<арское> С<ело>. Захаржевская, д<ом> Панпушко".5 Волошин откликнулся на это благодарственным письмом, в котором по достоинству оценил оригинальность критических очерков Анненского, кажущихся по резкой обнаженности и прозорливости писательского взгляда "сжатым клубком мучений": "Она верная и справедливая, Ваша книга. И ее жестокость -- не жестокость приговора, но жестокость судебного отчета о процессе. Но зато какая утонченная гибкость образов <...> Я думаю, что никто так не понимал Достоевского, как Вы <...> Ваша книга почти не книга, настолько в ней трепетность письма или дневника. Вы осуществляете слова Р. де Гурмона о том, что критика -- самый интимный род исповеди. Но Вы еще заставляете исповедоваться и писателей, и их героев...".6
Впрочем, во "Второй книге отражений" были выражены и те особенности, которые отчетливо показывали различия в системах ценностей Анненского и Волошина. В критической прозе наиболее явно прослеживается принципиальный адогматизм творческого сознания Анненского, предрасположенность к "будничности", недосказанности и одновременно обнаженной исповедальности, которая, вероятно, была едва ли не единственным положительным кредо поэта. "Я не могу, да вовсе и не хотел бы уйти от безнадежной разоренности моего пошлого мира, -- признавался Анненский. -- Я видел совсем, совсем близко такие соблазнительные бездны <...> что звезды и волны, как оне ни сверкай и ни мерцай, а не всегда-то меня успокоют".7 Но именно эти "звезды и волны" были всегда спасительным алтарем для Волошина. Его напряженный духовный поиск всегда находил опору в осознании торжественной гармонии мирового единства, всегда осуществлялся во всеоружии символов, воспринятых от самых различных культур. Показательно, что Анненский остался равнодушным к статье Волошина "Horomedon", в которой все эти качества были максимально выражены (см. письмо 2). Вряд ли могли найти у Анненского глубокий сочувственный отклик и оптимистические "вселенские" начала в поэзии и мироощущении Волошина, и его увлеченность проблемами теософии.
В статье "О современном лиризме" Анненский иронически характеризовал "философичность" новейшей поэзии ("в ней носятся частицы и теософического кокса, этого буржуазнейшего из Антисмертинов"8"нашего молодого и восторженного эстетика" -- в общей галерее поэтов, изображенных в статье "О современном лиризме". Приведя стихотворение Волошина "Лиловые лучи" (из цикла "Руанский собор"), Анненский заключает: "Право, кажется, что нельзя ни искусней, ни полней исчерпать седьмой полосы спектра, ласковее изназвать ее, чем Волошин, воркуя, изназвал своих голубок-сестриц в лиловых туниках".9 Анненский подмечает склонность Волошина к "метафорической молитве", к благоговейному любованию готикой, гаммой "цветовых переливов", неназойливо противопоставляя этому свою отзывчивость к другой красоте -- "мученической", свободной от всевозможных напластований.10 5 сентября 1909 г. Волошин приехал из Коктебеля в Петербург.11 С этого времени и до конца ноября поэты часто встречались: в Царском Селе у Анненского, в редакции "Аполлона" -- при обсуждении конкретных вопросов, связанных с организацией журнала, на вернисажах выставок и театральных премьерах. Общение было прервано скоропостижной кончиной Анненского 30 ноября.
Свои размышления о творчестве покойного поэта Волошин изложил в статье "И. Ф. Анненский -- лирик", которая была предназначена для подборки статей памяти Анненского, задуманной редакцией "Аполлона".12 "Лики творчества", печатавшихся в газете "Русь" в 1906--1908 гг.; некоторые ее мысли были сформулированы еще в письмах к Анненскому. Цитирование отрывков из писем Анненского усиливало интимно-доверительный характер этой статьи-воспоминания о поэте, чья преждевременная утрата горько переживалась. Волошин создает сложный психологический портрет Анненского: "Его торжественность скрывала детское легкомыслие; за гибкой подвижностью его идей таилась окоченелость души, которая не решалась переступить известные грани познания и страшилась известных понятий; за его литературною скромностью пряталось громадное самолюбие; его скептицизмом прикрывалась открытая доверчивость и тайная склонность к мистике, свойственная умам, мыслящим образами и ассоциациями; то, что он называл своим "цинизмом", было одной из форм нежности его души; его убежденный модернизм застыл и остановился на определенной точке начала девяностых годов. Он был филолог, потому что любил произрастания человеческого слова: нового настолько же, как старого. Ои наслаждался построением фразы современного поэта, как старым вином классиков; он взвешивал ее, пробовал на вкус, прислушивался к перезвону звуков и к интонациям ударений, точно это был тысячелетний текст, тайну которого надо было разгадать".13
Касаясь стихов, составивших еще не вышедший тогда в свет сборник "Кипарисовый ларец", Волошин демонстрирует своеобразие поэтического облика Анненского; он подмечает у него "острый взгляд импрессиониста", тяготение к теме смерти и знание "тысячи интимных примет ее"; он подчеркивает его умение -- подобно К. К. Случевскому -- изобразить кошмар обыденности. Многие наблюдения, сделанные Волошиным,14 "Кипарисового ларца". Волошин на всю жизнь сохранил благодарную память о своем старшем друге. Получив от В. Кривича оттиск посмертно появившейся статьи Анненского "Леконт де Лиль и его "Эриннии"", он писал ему 27 марта 1910 г.: "Статья о Лек<онт> де Лиле снова заставила звучать в ушах голос Ин<нокентия> Феод<оровича> и сжаться сердце".15 В 1912 г., задумав пьесу из жизни литературного Петербурга, он среди "необходимых персонажей" намечал вывести "филолога-литературоведа типа Анненского". В программу своей лекции "Возрождение русской лирики в первые десятилетия XX века" Волошин ввел тезис: "Эллино-латинские корни и славянские плоды. Иннокентий Анненский и Вячеслав Иванов".16 Перечитывая в январе 1931 г. статью Анненского "Достоевский до катастрофы", Волошин делился впечатлениями с филологом М. С. Альтманом: "Это очень хорошо, глубоко и соответствует моим чувствам".17 "которых Вы <...> любите исключительно и неотступно"), Волошин вслед за Пушкиным, Тютчевым и Некрасовым назвал имя Анненского.18 Письма И. Ф. Анненского печатаются по автографам, хранящимся в Рукописном отделе Пушкинского Дома, в архиве М. А. Волошина (ф. 562).
1 Кривич В. Иннокентий Анненский. (Страницы и строки воспоминаний сына). -- ЦГАЛИ, ф. 5, он. 1, No 50, л. 25 об. --26. Рассказывая о первой поездке к Анненскому для разговора о будущем журнале, Волошин признавался: "Ни я, ни С. К. Маковский не имели об Анненском ясного представления. О нем тогда часто говорили Н. С. Гумилев и А. А. Кондратьев -- его ученики по царскосельской гимназии" (рассказ Волошина об Анненском 27 марта 1924 г., записанный Л. В. Горнунгом и Д. С. Усовым, хранящийся в собрании А. В. Федорова, в Ленинграде).
2 ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, No 307. В экземпляре статьи, хранящемся в Доме поэта в Коктебеле (No 617), Волошин, в частности, подчеркнул фразу: "... на чем, если не на античном же мифе, держится поэтический стиль французов, т. е. того единственного народа, который еще сохранил, и, может быть, именно благодаря этому животворному началу, высокое искусство слова?".
3 Письмо от 7 или 8 марта 1909 г., см.: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, No 307. "Гриф" -- С. А. Соколов (Кречетов) -- поэт, владелец издательства "Гриф", редактор журнала "Перевал". Сводку своих первоначальных разрозненных представлений об Анненском Волошин дает и в статье "И. Ф. Анненский -- лирик" (Аполлон, 1910, No 4, январь, отд. II, с. 11--12).
5 Там же, No 724.
6 Письмо к И. Ф. Анненскому от июня 1909 г., см.: ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, No 307.
7 Анненский И. Ф. Вторая книга отражение, СПб., 1909, с. 26.
8 Аполлон, 1909, No 1, октябрь, отд. I, с. 32.
10 В черновой рукописи статьи "О современном лиризме" зачеркнуты строки, в которых более отчетливо, чем в окончательном тексте, прослеживаются элементы "метафоричности" и "стилизованности" устремлений Волошина в "лиловые тени Руанского собора": "У нас понес туда молодое, чистое, свежее сердце Максимилиан Волошин <...> Но не жалко ли вам этого большого ребенка, который так хотел бы, так до смерти, хоть на минуту хотел бы там молиться, а из его слов завтра же, пожалуй, оперу стилизованную сделают и поставят ее в кабаре -- в лиловых тонах" (ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1, No 135, л. 131, 133).
11 В этот день он дал телеграмму Анненскому, извещая его о приезде (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, No 307).
12 В декабре 1909 г. Волошин писал В. Кривичу, запрашивая у него рукопись подготовленной к печати книги стихотворений Анненского: "Я очень прошу Вас дать мне на несколько дней "Кипарис<овый> Ларец", т<ак> к<ак> иначе я не смогу написать той статьи, что обещал, для январского No Аполлона. Что касается "трагедий", то в этой статье я ное думаю касаться, т<ак> к<ак> думаю написать отдельно. Они мне необходимы -- но на срок более продолжительный. Мне точно так же был бы необходим "Эврипид". Но это не спешно, хотя бы очень хотелось иметь все вместе, но с возможностью держать долго. Стихи же мне надо на 2--3 дня" (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, No 66). В последних числах декабря Волошин сообщал о работе над статьей секретарю "Аполлона" Е. А. Зноско-Боровскому: "Статья об Иннокентии Федоровиче сегодня начинает писаться <...>, т<о> е<сть> совершается последняя часть работы (предварительные все покончены). Это займет один или два дня. Ко 2-му янв<аря> Вы будете иметь ее наверно" (ГПБ, ф. 124, No 973).
13 Волошин М. Лики творчества. И. Ф. Анненский -- лирик. -- Аполлон, 1910, No 4, январь, отд. II, с. 12.
"Мы читали Ваши статьи в Аполлоне. Как хорошо Вы разгадали Анненского!" (ИРЛИ,
15 ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, No 66.
16 См. письмо Волошина к Ю. А. Галабутскому от 10 октября 1918 г.: ИРЛИ, ф. 562. В наброске Волошина "Метрический стих есть строгая форма..." (относящемся, по-видимому, к статье "Голоса поэтов") говорится: "Академически торжественный, угловатый, накрахмаленный баритон Анненского, который вдруг совершенно иррационально переходит в мастерское звукоподражание клоуна-иллюзиониста, кончает усталым, захватывающим своей обнаженной человеческой искренностью, простым и жутким "вполголоса"" (там же).
17 Сообщено М. С. Альтманом.