Иннокентий Анненский в неизданных воспоминаниях.
Примечания

Примечания

²⁰⁴ Анненский Валентин Иннокентьевич (псевдоним: Валентин Кривич; 20 июня 1880--1936) -- поэт, прозаик. В 1903 г. закончил юридический факультет С. -Петербургского университета, затем работал в управлении Министерства путей сообщения. Первое печатное выступление -- стихотворение в "Литературных вечерах" в 1902 г. (см. письмо Кривича к Ф. Ф. Фидлеру 1910 г. -- ЦГАЛИ, ф. 518, оп. 1, ед. хр. 216). В дальнейшем публиковал стихи, рассказы, критические и библиографические очерки и заметки в журналах "Всемирный вестник", "Вестник Европы", "Пробуждение", "Аполлон", "Образование", "Весь мир", "Новое слово", "Нива", "Юность", "Солнце России", "Современная иллюстрация", в газетах "Слово", "Современное слово" (см. автобиографию Кривича -- ИРЛИ, р. 1, оп. 12, ед. хр. 143). В 1912 г. выпустил в московском издательстве В. П. Португалова "Порывы" свой единственный сборник стихов "Цветотравы" (с посвящением: "Светлой памяти ушедшего отца моего").

Краткую характеристику поэзии Кривича Анненский дал в статье "О современном лиризме": "Верный вкус и много отчетливой -- хотя не солнечной, а скорей электрической ясности -- в строго правильных, но суховатых строфах Валентина Кривича. Откуда только у этого молодого поэта такая не то что пережитость, а даже согбенность в тоне пьесы? Или и точно 1905-й год и его страшный сосед раньше времени состарили людей, невеселых от природы?" (Книги отражений, с. 370). Время от времени Кривич печатался и в пореволюционные годы; см., например, его детские стихи: Красные ребята (приложение к "Красной газете"), 1929, No 29 (2974).

²⁰⁵ ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 50, лл. 48-66. Текст записан начерно карандашом в "тетради для записи карандашом по фонду ширпотреба. 36 листов", относится, по всей вероятности, к 1930-м годам. Это самая последняя по времени рукопись воспоминаний Кривича, в ней описывается только педагогическая деятельность Анненского.

²⁰⁶ Директором Коллегии Павла Галагана в Киеве Анненский был с января 1891 по октябрь 1893 г., директором 8-й гимназии в Петербурге -- с 27 октября 1893 г. по 1896 г., директором Николаевской мужской гимназии в Царском Селе -- с 16 октября 1896 г. по 1 января 1906 г. (см.: Краткий отчет об имп. Николаевской царскосельской гимназии за последние XV лет ее существования (1896--1911 г.), с. 22--23).

²⁰⁷ Ср. о пребывании Анненского в Коллегии Павла Галагана: ЛМ, с. 248--250. О положении Анненского в Коллегии можно составить представление и по его письму из Киева от 3 марта 1891 г. к Марии Михайловне Замятниной (1865--1919) -- слушательнице 2-го курса словесного отделения Высших курсов в Петербурге, на которых он преподавал (впоследствии Замятнина -- близкий друг Вяч. Иванова и его семьи): "Я с радостью узнал из одного из Дининых писем, что мои слушательницы 2-го курса еще помнят обо мне. Вы не поверите, как мне жалко курсов. Хотя мои лекции, вне всякого сомнения, были плохи (я не рассчитал и сразу взял, может быть, слишком высокую ноту), но процесс их обработки и чтения доставлял мне много удовольствия. Теперь я не читаю лекций, не даю уроков и скучаю. Мечтаю о том, чтобы в будущем тоду взять хоть несколько уроков в Коллегии, и, если возможно, буду хлопотать о разрешении мне прочесть несколько публичных лекций по истории греческой трагедии -- хочется какого-нибудь творчества и хочется аудитории. В нынешнем году ограничиваюсь только дополнительными вечерними лекциями по пушкинскому периоду старшим классам своей Коллегии, чтоб не отвыкнуть от учительства. Время идет очень быстро благодаря той хозяйственной и официальной светской жизни, в которую меня втолкнула судьба. Масленую проводил довольно шумно, а отчасти торжественно: спектакли, рауты и утренние поздравления в мундире. Дома у меня еще нет, т. е. есть стены и стулья, но ни подобия уютного chez-soi. Теперь, как лисица на виноград, буду смотреть на присланную мне мебель и вещи, п<отому> ч<то> Дина формально запретила касаться без нее до ящиков. Впрочем, я действительно гораздо более способен к разбору слов, чем к разборке вещей" (ГБЛ, ф. 109).

²⁰⁸ Коллегия была учреждена в память об умершем в отроческом возрасте Павле Галагане (1853--1869) его родителями -- украинским общественным деятелем Григорием Павловичем Галаганом (1819--1888) и его женой Екатериной Васильевной Галаган (1826--1896). См.: 25-летие Коллегии Павла Галагана в Киеве (1 октября 1871--1 октября 1896 года). Киев, 1896, отд. I, с. 25--70; А. И. Степович. Е. В. Галаган. Киев, 1896.

²⁰⁹ Ничипоренко Иван Иванович (1842--1910) -- директор Коллегии Павла Галагана с 1879 по ноябрь 1890 г. (был не первым, а четвертым директором со времени основания Коллегии). См. о нем: Ежегодник Коллегии Павла Галагана. С 1-го октября 1909 года по 1-ое октября 1910 года. Киев, 1910, отд. II, с. 1--98; отд. оттиск: Иван Иванович Ничипоренко (1842--1910). Киев, 1911.

²¹⁰ Степович (Дудка-Степович) Андроник Иоанникиевич (1857--1935) -- литературовед-славист, директор Коллегии Павла Галагана с 22 декабря 1893 г. по 1906 г. См. о нем: 25-летие Коллегии Павла Галагана в Киеве, отд. II, с. 53--58; Славяноведение в дореволюционной России. Биобиблиографический словарь, с. 322--323.

²¹¹ Котляревский Иван Петрович (1769--1838) -- украинский писатель, первый классик новой украинской литературы. Следует, впрочем, упомянуть об интересе и глубоком уважении Анненского к поэзии Шевченко (см.: И. Подольская. Указ. соч., с. 305).

²¹² Имеется в виду письмо к Анненскому от Николая Милиевича Аничкова (1844--?) -- директора Департамента народного просвещения, которое Кривич предполагал процитировать или изложить, характеризуя уход отца с поста директора Коллегии Павла Галагана. Приводим его текст:

"СПб. 1893. 1 сентября.

Простите меня за беспокойство, которое должно, без сомненья, причинить Вам это письмо, но я вынужден обратиться с ним к Вам, желая Вам, как и всякому честному и умному труженику, искренно добра. По всем обстоятельствам, в последнее время выясняющимся, Вам едва ли возможно будет оставаться на месте директора Коллегии Павла Галагана и, вероятно, Вам придется сознать, что есть обстоятельства, которые заставляют нас повторить иногда известное выражение "отойди от зла и сотвори благо". Все время и после моего приезда в Киев продолжались и продолжаются наветы и выражения недовольства. Быть хотя бы временно яблоком раздора между партиями, которые по самой природе своей никогда не сойдутся, весьма не легко. Мне кажется, Вы, как много думающий и прозорливый человек, сами сознаете свое положение: я слышал, что Вы искали место в Петербурге. Вот поэтому я решился с согласия графа Ивана Давидовича предложить Вам: как Вы посмотрели бы, если бы Вас рекомендовали Н. А. Лавровскому на должность окружного инспектора Рижского учебного округа, ставшую вакантной за назначением С. Ф. Спешкова помощником попечителя Казанского учебного округа. Содержание, правда, небольшое -- 2200 р. в год, но положение более выдающееся и могущее скорее повести к лучшему месту, чем директор среднего учебного заведения.

Если бы Вы решились, подумав, на это -- <нрзб.>, то, мне кажется, Вам не пришлось бы жалеть.

Прошу Вас, решительно и откровенно сообщите мне Ваше мнение.

С глубоким почтением искренно преданный Н. Аничков" (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 294). В письме упоминаются: Делянов Иван Давыдович -- см. ниже, прим. 218; Лавровский Николай Алексеевич (1825--1899) -- академик, филолог-славист, попечитель Рижского учебного округа. Ср. письмо А. С. Будиловича (ректора Юрьевского университета) Н. А. Лавровскому от 21 августа 1893 г.: "<...> мне поручено <...> рекомендовать Вам от его (Н. М. Аничкова, -- А. Л., Р. Т.) имени на место С. Ф. Спешкова директора Коллегии Галагана в Киеве Иннокентия Федоровича Анненского, воспит<анника> СПб. университета, человека-де еще молодого, умного, энергичного и вдобавок религиозного <..."> (ЦГАЛИ, ф. 294, оп. 1, ед. хр. 2). О холодном отношении к Анненскому со стороны попечителей Коллегии Павла Галагана дополнительно свидетельствует тот факт, что в издаваемых Коллегией "Ежегодниках" не появилось никакого отклика на смерть Анненского, в то время как в связи со смертью предшествовавшего ему директора Ничипоренко (в 1910 г.) было опубликовано большое количество памятных материалов. См. справку об Анненском в кн.: 25-летие Коллегии Павла Галагана в Киеве, отд. I, с. 322--323.

²¹³ Фохт Карл Васильевич -- преподаватель математики и физики в 8-й петербургской гимназии с 1878 г., затем в течение 14 лет (1883--1896) служил там в качестве инспектора; директор этой гимназии в 1896--1899 гг. См. о нем также: ЛМ, с. 219--220.

²¹⁴ Александр Аполлонович Ешевский был преподавателем истории в 8-й гимназии с 1889 г.

²¹⁵ Мор Яков Георгиевич (1840--1914) -- преподаватель древних языков, автор учебников по греческому языку и педагогических брошюр, был директором 8-й гимназии в 1882--1893 гг., а также и одним из ее учредителей. См.: Памятная книжка С. -Петербургской восьмой гимназии, преобразованной из V прогимназии. СПб., 1900, с. 2--7.

²¹⁶ "Его бывшие ученики с благодарностью вспоминают его гуманное, мягкое обращение с ними, отзываясь особенно сочувственно о его стремлении к развитию в них эстетического чувства; в преподавателях он всячески поощрял стремление к самостоятельной научной работе в разрешении различных педагогических вопросов" (Памятная книжка С. -Петербургской восьмой гимназии..., с. 9). Extemporalia (лат.) -- учебные упражнения, состоящие в переводе с родного языка на греческий или латинский.

²¹⁷ См.: ЛМ, с. 252--253. О постановке "Реса" (см.: Рес. Трагедия, приписываемая Еврипиду. Перевел с греческого стихами и снабдил предисловием Иннокентий Анненский. СПб., 1896) Анненский впоследствии опубликовал заметку ""Рес" на гимназической сцене" (Гермес, 1909, No 10(36), 15 мая, с. 367--369; подпись: И. А.). Он заботился о печатных откликах на постановку "Реса" и в дни, когда она была осуществлена (31 января и 2 февраля 1896 г. в здании 8-й гимназии -- 9-я линия, 8). На спектакле присутствовал известный журналист из "Нового времени" С. Н. Сыромятников (постоянный псевдоним -- Сигма), которому Анненский писал 3 февраля 1896 г.: "Спешу выразить Вам мою живейшую признательность за посещение нашего скромного праздника. Мне это тем более дорого, что я знаю, с какой симпатией Вы относитесь к русским юношам и как сочувствуете и содействуете развитию в них художественного чувства. Я посылаю Вам моих "Вакханок". Мне кажется, что, пробежав эту книгу, Вы найдете несколько точек соприкосновения между нашими художественными миросозерцаниями" (ИРЛИ, ф. 655, ед. хр. 17). Основываясь, видимо, на намерении Сыромятникова написать статью о спектакле, Анненский в другом письме к нему (от 7 февраля 1896 г.) изложил подробные данные о постановке, отчасти дополняющие характеристику спектакля у Кривича и в заметке Анненского:

"Многоуважаемый Сергей Николаевич!

Сообщаю Вам несколько сведений о наших спектаклях, так как питаю надежду, что увижу в "Новом времени" Ваши замечания о новой попытке ставить классическую трагедию.

Пьеса переведена мною с греческого и нигде не напечатана. Самая пьеса дошла до нас под именем Эврипида, и есть основания думать, что это или одна из самых молодых его трагедий, или произведение кого-нибудь из его школы, из его подражателей.

При постановке на сцену пришлось трагедию несколько модернизировать: напр<имер>, введен хор детей (троянских пастухов и подпасков). Музыка новая: она написана, за исключением хора a capella (в гипердорийской гамме), без всякого отношения к скудным остаткам классической музыки. Оркестр состоял из нынешних и бывших учеников гимназии, а также из приглашенных музыкантов императорских театров.

Хор состоял исключительно из учеников гимназии, артистами были также только гимназисты: Гектор -- Брайкевич (VIII кл.), Рес -- Свешников (VIII кл.), Пастух -- Панов (VIII кл.), Одиссей -- барон Дризен (VIII кл.), Диомед -- Знаменский (VIII кл.), Эней -- гр. Гендриков (VIII кл.), Корифей -- Захаров (VIII кл.), Возница -- Окс (VII кл.), Долон и Парис -- Лопатин (VII кл.), Афина Паллада и Киприда -- Анненский Валентин (мой сын) (V кл.), Муза -- Кондратьев (VII кл.).

На спектаклях присутствовали: министр нар<одного> просв<ещения> гр. И. Д. Делянов, товарищ его кн. М. С. Волконский, попечитель окр<уга> М. Н. Капустин, его помощник Л. И. Лаврентьев, гг. окружные испектора, директора гимназий и реальных училищ, гг. делопроизводители Департ<амента> наро<ного> просв<ещения>.

Академики А. Н. Веселовский, В. К. Ернштедт; профессора -- Д. К. Бобылев, К. А. Поссе, Ф. Ф. Зелинский, А. Н. Щукарев. С. К. Булич. Из музыкального мира М. А. Балакирев, Н. А. Римский-Корсаков, С. М. Ляпунов, А. К. Глазунов, гг. Виттоль, Бернгард, Бессель и много лиц из педагогического мира, а также родители учеников.

Декламации и игре учил артист В. И. Иванов-Василев, а вся декоративная часть исполнена учеником VIII кл. С. Пановым, который почти всех участвующих гримировал.

Ученики играли с большим удовольствием, и разучивание пьесы взяло немного времени. Почти все участвующие знают наизусть всю пьесу, и до сих пор они переговариваются друг с другом фразами из "Реса". Никто из участвующих не тяготился своей ролью, и особенно радовались и гордились маленькие хористы.

В общем публике пьеса понравилась.

На всякий случай посылаю Вам для просмотра самый текст "Реса".

Примите уверение в моем совершенном уважении и преданности.

Готовый к услугам Вашим И. Анненский" (там же).

Статьи о постановке "Реса" Сыромятников в "Новом времени" не напечатал. Упоминаемый в письме Анненского Виктор Окс выступал в 1929 г. в Париже с воспоминаниями о нем (Числа, 1930, No 1, с. 252).

²¹⁸ Делянов Иван Давыдович, граф (1818--1897) -- министр народного просвещения с 1882 по 1897 г., проводил на своем посту крайне реакционную политику; был решительным сторонником классической системы гимназического образования. О его деятельности см.: П. А. Зайончковский. Российское самодержавие в конце XIX столетия. (Политическая реакция 80-х--начала 90-х годов). М., 1970, с. 309--365.

²¹⁹ Орлов Владимир Иванович (1870--1953) -- преподаватель русского языка и словесности, латинского языка и логики в Николаевской гимназии с 1899 по 1907 г.; был приглашен на работу в ней Анненским, с которым был близок по научным и литературным интересам (см.: А. Орлов. Указ. соч., с. 45--46). В 1895--1896 гг. Орлов преподавал в 8-й петербургской гимназии, в пору директорства Анненского, а в 1896--1899 гг. -- в Покровской женской гимназии, куда был принят по рекомендации Анненского.

²²⁰ Цыбульский Степан Осипович -- преподаватель древних языков в Николаевской гимназии в 1890--1903 гг.; затем -- заведующий гимназией при римско-католической церкви св. Екатерины. Ему принадлежит рецензия на первый том "Театра Евринида" в переводе Анненского (С. -Петербургские ведомости, 1907, 24 января, No 18). Цыбульский был издателем и одним из редакторов журнала "Гермес. Научно-популярный вестник античного мира", в котором постоянно печатался Анненский. Им совместно с А. И. Малеиным подписано траурное извещение о смерти Анненского (Гермес, 1909, No 19 (45), 1 декабря, с. 595).

²²¹ Геппенер Ричард Оскарович -- преподаватель истории в Николаевской гимназии в 1897--1907 гг.

²²² Последовательность смены министров народного просвещения была иной: после смерти Делянова министром был Н. П. Боголепов (с 12 февраля 1898 г. по 2 марта 1901 г.), затем -- генерал-адъютант Петр Семенович Ванновский (1822--1904) -- с 24 марта 1901 г. по 11 апреля 1902 г., затем -- Г. Э. Зенгер (см. о нем прим. 163) с 11 апреля 1902 по 23 января 1904 г., затем -- генерал Владимир Гаврилович Глазов (1848--?) -- с 10 апреля 1904 по 18 октября 1905 г.

²²³ по 3 марта 1901 г.). Граф Иван Иванович Толстой (1856--1916) -- археолог, нумизмат, вице-президент Академии художеств -- был министром народного просвещения с 31 октября 1905 по 24 апреля 1906 г. Иосиф Петрович Герасимов (ум. в 1917 г.) был товарищем министра народного просвещения в 1907 г.

²²⁴ Имеется в виду циркуляр, утвержденный 18 июня 1887 г. Александром III по предложению И. Д. Делянова, согласно которому начальствам гимназий и прогимназий было предписано принимать в эти учебные заведения "только таких детей, которые находятся на попечении лиц, представляющих достаточное ручательство в правильном над ними домашнем надзоре и предоставлении им необходимого для учебных занятий удобства". Таким образом, "при неуклонном соблюдении этого правила гимназии и прогимназии освободятся от поступления в них детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детей коих, за исключением разве одаренных необыкновенными способностями, вовсе не следует выводить из среды, к коей они принадлежат" (С. В. Рождественский. Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения. 1802--1902. СПб., 1902, с. 641. Ср.: Сборник постановлений по Министерству народного просвещения, т. X. СПб., 1894, с. 880--881). Циркуляр Делянова вызвал волну возмущения во всех слоях российского общества (см.: П. А. Зайончковский. Указ. соч., с. 350--353).

²²⁵ На должность инспектора С. -Петербургского учебного округа Анненский был назначен 5 января 1906 г.

²²⁶ В. И. Анненский-Кривич окончил Николаевскую гимназию в 1899 г.

²²⁷ В связи с этим отметим недостоверность фразы, вложенной Н. А. Оцупом в уста Анненского: "Его выводит из задумчивости шалость ученика. Анненский медленно поворачивается на шум и важно, без злобы роняет:

-- Вульфиус, какая ты дрянь..." (Николай Оцуп. Современники, с. 10).

²²⁸ Ср. воспоминания Н. Н. Пунина об Анненском: "Время от времени мы видели <...> директора в гимназических коридорах; он появлялся там редко и всегда необычайно торжественно. Отворялась большая белая дверь в конце коридора первого этажа, где помещались старшие классы, и оттуда сперва выходил лакей Арефа, распахивая дверь, а за ним Анненский; он шел очень прямой и как бы скованный какой-то странной неподвижностью своего тела, в вицмундире, с черным пластроном вместо галстуха; его подбородок уходил в высокий, крепко-накрепко накрахмаленный с отогнутыми углами воротничок; по обеим сторонам лба спадали слегка седеющие пряди волос, и они качались на ходу; широкие брюки болтались вокруг мягких, почти бесшумно ступавших штиблет; его холодные и вместе с тем добрые глаза словно не замечали расступавшихся перед ним гимназистов, и, слегка кивая головой на их поклоны, он торжественно проходил по коридору, как бы стягивая за собой пространство; наверх, там, где помещались мы, ученики младших классов, он никогда не поднимался, я же видел его только потому, что дружил тогда с Бородиным, учеником VI, кажется, класса, и спускался к нему вниз каждую перемену. Более близкого отношения к Анненскому ни в эти годы, ни позже мы, гимназисты младших классов, не имели; Анненский преподавал греческий язык в VIII классе, но греческий язык был вскоре отменен, и Анненский остался в моей гимназической памяти лишь торжественно проходящей по нижнему этажу тенью".

²²⁹ О принципах, которыми руководствовался Анненский как педагог, см.: А. К. Власов. Методическая система Анпепского. -- В кн.: Русский язык. Теория и методика преподавания. Сборник статей. Душанбе, 1978, с. 199--205. Автор пишет о мысли Анненского о том, что теория словесности должна стать средним звеном между грамматикой и литературой: "<...> переводя ее на язык современной терминологии, мы могли бы сказать, что посредующим звеном должна быть поэтика, построенная на семиотической основе" (с. 201).

²³⁰ Ср. об Анненском-экзаменаторе: "Наша молодежь, которая бурным потоком освободительного движения была выброшена из средних учебных заведений, а после наступившего затишья ринулась обратно, нашла их двери для себя запертыми. И вот потянулась молодежь к заветным бумажкам, так называемым "аттестатам зрелости", которые открывали ей двери высших учебных заведений. Но что же? Те же холодные, сухие лица, те же "люди в футляре", та же казарменность... И вот на темном фоне экзаменационной канители замечаешь светлую точку, -- это был Иннокентий Федорович. Он прекрасно понимал комедийный характер экзаменационной процедуры, терпел это как неизбежное зло, никогда почти не "резал". Видно было, что он хочет и экстернам, выброшенным из колеи "нормальной" учебной жизни, открыть двери храма "высшей науки"" (И. Зусьманоеич. Воспоминания бывшего экстерна об Иннокентии Федоровиче Анненском. -- ЦГАЛИ, ф. 1666, оп. 1, ед. хр. 1450).

²³¹ Имеется в виду эпизод, изложенный Кривичей в более ранней версии воспоминаний:

"Помню я один случай из нашей гимназической жизни, когда некое высокое, весьма высокое лицо просветительного ведомства допустило какую-то невежливость по отношению к одному "помощнику классных наставников" -- этой микроскопической величине педагогической иерархической лестницы (Г<еоргию> К<арловичу> Ф<ишеру>). Маленький, забитый чиновничек, несмотря на то, что чувствовал себя и сконфуженным и обиженным, конечно не смог выразить этой обиды "особе" -- но отец взглянул на дело иначе: на завтра же, отправившись к "особе", и буквально "заставил" его извиниться перед обиж<енным> надзирателем.

Надзиратель был потом вызван в учительскую комнату, и отец официально объявил ему, что "NN в случившемся считает себя совершенно неправым" и поручил ему передать Г. К. Ф<ишер>у, что он приносит ему свои извинения" ((ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 50, л. 11--11 об.). Г. К. Фишер -- преподаватель арифметики и чистописания в приготовительном классе Николаевской гимназии (с 1893 по 1910 г.) и помощник классных наставников.

²³² Описанный инцидент произошел в период наиболее сильного революционного брожения в гимназической среде Царского Села -- в начале ноября 1905 г. Сохранилось направленное в связи с этим конфиденциальное служебное письмо Анненского попечителю С. -Петербургского учебного округа П. П. Извольскому от 9 ноября 1905 г.:

"Милостивый государь Петр Петрович,

Имею честь доложить вашему превосходительству следующий случай, о котором сейчас сообщили мне четыре ученика VIII класса вверенной мне гимназии.

Они гуляли по Екатерининскому парку и, проходя около дворца, услышали несколько выстрелов в кустах; вслед за этим перед ними неожиданно появились двое военных в сопровождении двух егерей и лесника -- все были, по словам их, с ружьями.

Ученики утверждают, что не узнали в старшем из военных великого князя Владимира Александровича.

Его высочество обратился к тому из гимназистов, который был впереди (приходящий Шишло) со словами: "Разве вы меня не узнаете?" А затем великий князь добавил: "Шапки долой, дураки!" Ученики, по их утверждению, тотчас же обнажили голо<вы>, а его высочество изволил проследовать далее. Следом к воспитаннику Шишло подошел агент охранного отделения и спросил его фамилию. Шишло себя назвал.

пансионеров, съехавшиеся по моим телеграммам, да и пансион я сегодня оставить не решаюсь, но, разумеется, буду извещать Вас тотчас же, если бы случай имел последствия извне или извнутри. Сам считаю более целесообразным никаких шагов не делать; ученики действительно не узнали великого князя.

Прошу Вас принять уверение в совершенном почтении и преданности Вашего покорнейшего слуги И. Анненского" (ЛГИА ф. 139, оп. 1, ед. хр. 10236, лл. 102--103 об.). Документ обнаружен и любезно предоставлен нам А. В. Орловым. Об охоте великого князя на галок в царскосельском парке см. также: Э. Голлербах. Город муз. Л., 1927, с. 32.

²³³ По всей вероятности, описываемый эпизод относится также к 1905 г.

²³⁴ "Анненский-педагог" сделаны купюры в тех местах, которые близки или аналогичны по содержанию к предыдущему тексту.

²³⁵ О "напряженной прямизне" в осанке Анненского писал М. А. Волошин в статье "И. Ф. Анненский--лирик" (Аполлон, 1910, No 4, январь, отд. II, с. 12).

²³⁶ всем родителям воспитанников гимназии оповещение: "Занятия во всех классах Императорской Николаевской царскосельской гимназии возобновляются 11 ноября с 9 час. утра. Педагогический совет и администрация гимназии, принимая во внимание постановление родительского собрания от 6 ноября, а также вновь выяснившиеся обстоятельства дела, уведомили родителей воспитанников-пансионеров старших классов о совершившемся 4 ноября в гимназии беспорядке и просили родителей о безотлагательном прибытии их самих или их доверенных лиц в видах нравственного воздействия их на пансионеров, а равно обсуждения совместно с директором и инспектором о положении пансионского дела" (Голос средне-учебных заведений, 1906, 29 января, No 2, с. 20). Необходимо отметить, что в своих действиях Анненский руководствовался прежде всего заботой о безопасности своих подопечных, а отнюдь не принципиальными охранительскими воззрениями, и с уважением относился к юношеским порывам. "Помню,-- пишет статистик и географ Д. И. Рихтер, -- на одном из родительских собраний в Царском Селе Иннокентий Апненский говорил приблизительно так: "Стремления юношества всегда благородны, и если воспитанники гимназии иногда прибегают к нехорошим приемам, то не их, неокрепших в жизненной борьбе, в том вина:нпаше дело повлиять на них, указать им на ложность их пути". И это говорил директор гимназии после того, как он сам более всего пострадал от "нехорошего приема" своих воспитанников, устроивших так называемую "химическую обструкцию", и говорил, защищая учеников от... от их же родителей" (Д. Рихтер. Памяти гуманного директора гимназии. -- Речь, 1909, 2 декабря, No 331, с. 2). Подробнее об этом эпизоде см. в дневнике Д. И. Рихтера (ГБЛ, ф. 218, карт. 1071, ед. хр. 31). Ср. слова Анненского, относящиеся к 1905 г., приводимые по памяти мемуаристом: "Дети могут ошибаться, но в своих поступках они всегда руководствуются благородными побуждениями. За благородные побуждения наказывать нельзя. Я по крайней мере ни в коем случае на это не пойду" (В. Евгеньев-Максимов. Из прошлых лет. -- Звезда, 1941, No 4, с. 170).

²³⁷ Фрагмент о скоропостияшой смерти Анненского 30 ноября 1909 г. отчасти совпадает с соответствующим описанием у Кривича в ЛМ (с. 208--212), но сообщает и дополнительные факты и характеристики.

²³⁸ Окончательное комплектование книги стихов "Кипарисовый ларец" для издательства "Гриф" было предпринято после получения Анненским письма владельца "Грифа" С. А. Соколова от 5 ноября 1909 г., в котором говорилось: "Мне пришлось узнать, что издательство при журнале "Аполлон" откладывается и таким образом оказывается свободной Ваша книга стихов "Кипарисовый ларец". Поэтому я позволяю себе предложить Вам издать эту книгу в "Грифе"" (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 364); в письме от 14 ноября Соколов напоминал Анненскому о необходимости срочного представления рукописи. С. В. фон Штейн в письме к А. А. Измайлову от 28 апреля 1910 г. утверждает, что книгу "Кипарисовый ларец" Анненский "сам подготовил к печати и приготовил к отсылке в Москву за несколько дней до своей трагической кончины" (ИРЛИ, ф. 115, оп. 3, ед. хр. 375). Однако завершить эту работу Анненский так и не успел, окончательный состав книги был установлен Кривичем. См.: ЛМ, с. 208--209; Стихотворения и трагедии, с. 581--583; Р. Тименчик. О составе сборника Анненского "Кипарисовый ларец", с. 307--316 (в этой статье опубликован единственный зафиксированный план "Кипарисового ларца", сообщенный Анненским О. П. Хмара-Барщевской, по всей вероятности, весной 1909 г.).

²³⁹ П. А. Францкевич; служила в доме Анненских почти 40 лет (ЛМ, с. 209).

²⁴⁰ П. П. Хмара-Барщевский с семьей жил в Царском Селе на Малой ул., д. 40.

²⁴¹ "Иннокентий Федорович Анненский как филолог-классик" воспоминания об этом дне (Аполлон, 1910, No 4, январь, отд. II, с. 1--2).

²⁴² Статья Анненского "Таврическая жрица у Еврипида, Руччеллаи и Гете" была зачитана посмертно на заседании Общества классической филологии и педагогики 15 декабря 1909 г. (Гермес, 1910, No 1 (47), 1 января, с. 30); опубликована в журнале "Гермес" (1910, NoNo 14--19), вторично -- вместе с переводом трагедии Еврипида "Ифигения Таврическая" ("Ифигения -- жрица") (Театр Еврипида, т. III, с. 125--165, 498--499).

²⁴³ Анненский был в доме у О. А. Васильевой (см.: ЛМ, с. 212).

²⁴⁴ В неизданной заметке Т. К. Маруковой "К смерти проф. Анненского", датированной 2 декабря 1909 г., говорится о состоявшемся в вечер смерти Анненского празднике слушательниц Высших историко-литературных женских курсов Н. П. Раева: "А через два часа после его смерти, когда труп его, быть может, еще был тепл, его ученицы, беззаботно и мило смеясь, порхали в вихре вальса под упоительные звуки оркестра на своем курсовом балу, устроенном в пользу кассы взаимопомощи Раевских курсов. Быть может, цель оправдывает средства, -- скажут в свое оправдание хватающиеся за соломинку? Но разве это оправдание? Разве все так весело пляшущие не потеряли только что главного члена своей духовной семьи? <...> Поздно узнали -- уже плясали! Но все же узнали -- и веселью, хоть и с благотворительной целью, места уже не должно было быть!" (ЦГАЛИ, ф. 1666, оп. 1, ед. хр. 1831).

²⁴⁵ См. прим. 107.

²⁴⁶

²⁴⁷ Об отношении Анненского к "проклятым" поэтам (Ш. Бодлер, А. Рембо, М. Роллина, Т. Корбьер и др.) и о его переводах из них см. в статье А. В. Федорова "Поэтическое творчество Иннокентия Анненского" (Стихотворения и трагедии, с. 57--60).

²⁴⁸ Из других интересов Анненского в области современной ему русской литературы можно назвать еще Сергеева-Ценского, о "Лесной топи" которого он предполагал написать статью для газеты "Свободные мысли" осенью 1907 г. (см. письмо П. М. Пильского к Анненскому -- ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 356). Следует при этом отметить, что отношения Анненского с культурными ценностями были сложные, отнюдь не гимназически-всеядные; они включали моменты переоценки "вчерашнего верования", скепсис и своеобразное "иконоборчество", касавшиеся даже античной культуры. Отношение к культурным ценностям было одним из оснований для споров Анненского с Вяч. Ивановым. "Помню, как я единственный раз видела Анненского у В. И., -- вспоминает Е. К. Герцык, -- два мэтра, два поздних александрийца вели изысканнейший диалог <...> Анненский за александризмом расслышал другое: высокий, застегнутый на все пуговицы, внешне чиновный, он с раздражением, подергиваясь одной стороной лица, сказал: "Но с вами же нельзя говорить, Вячеслав Иванович, вы со всех сторон обставлены святынями, к которым не подступись!" (Евгения Герцык. Воспоминания. Paris, 1973, с. 60).

²⁴⁹ Об отношении Анненского к творчеству Достоевского см. в статье И. И. Подольской "Иннокентий Анненский -- критик" (Книги отражений, с. 524--526) и в примечаниях Н. Т. Ашимбаевой (там же, с. 581--584, 605, 612). Добавим, что в сознании многих современников Анненский вызывал аналогии с героями Достоевского. "Анненский -- родной брат тех "последних людей", которых описывает Версилов в "Подростке", людей, которые, утратив всякую веру в бога и бессмертие, все силы души вложили в трогательную любовь-жалость друг к другу", -- пишет А. А. Гизетти в статье "Поэт мировой дисгармонии (Инн. Фед. Анненский)" (Петроград. Литературный альманах. I, с. 65). Сходные сопоставления предпринимает Д. П. Святополк-Мирский: "Можно себе представить Анненского в ряду героев Достоевского, где-то между господином Голядкиным, человеком из подполья и героем "Скверного анекдота". Но русские кошмары Анненский преображает, утончает и облагораживает в реторте французского эстетизма" (Русская лирика. Маленькая антология от Ломоносова до Пастернака. Составил кн. Д. Святополк-Мирский. Париж, 1924, с. 195). К. И. Чуковский в статье "Памяти Анненского" дает его литературный портрет: "<...> слишком, пожалуй, говорлив, слишком на все отзывчив, -- но обаятельный, магнетический человек <...> В нем было что-то от незабвенного Степана Трофимовича Верховенского, -- что-то детское, наивное, умиляющее" (Утро России, 1909, No 14(47), 2 декабря). С другим героем Достоевского, Версиловым, сравнивает Анненского Б. В. Варнеке в отдельной заметке, относящейся к его воспоминаниям. Ср. письмо О. Д. Форш к Анненскому от 23 августа 1909 г., цитируемое в статье М. В. Козлова "А. Блок и И. Анненский (к вопросу об идейно-творческих контактах)" (Вопросы русской литературы, Львов, 1980, No 1 (35), с. 50--57): "Но вот когда я рядом с иным Вашим сонетом припоминаю, как сквозь эту самую душу преломлен Достоевский (именно он, это знаменательно!), то становится мне песколько жутко. Так велика неслиянная двойственность Духа! И вместе с Вами <...> мучительно спрашиваю: "Который?"" ("Который?" -- стихотворение Анненского; Стихотворения и трагедии,. с. 67).

²⁵⁰ Об отношениях Анненского с журналом "Аполлон" и с его редактором С. К. Маковским см.: И. Ф. Анненский. Письма к С. К. Маковскому. Публикация А. В. Лаврова и Р. Д. Тименчика. -- В кн.: Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 222--241; см. также выше воспоминания М. А. Волошина. Замысел нового журнала зародился у Маковского за несколько месяцев до знакомства с Анненским. Так, 2 ноября 1908 г. Блок сообщал матери, что он был "у С. Маковского на учредительном собр<ании> нового большого журнала" (Письма Александра Блока к родным, [т. I]. Л., 1927, с. 227); это собрание состоялось 1 ноября (см. письмо Маковского к А. Л. Волынскому от 27 октября 1908 г. -- ИРЛИ, ф. 673, ед. хр. 74). Издательские инициативы Маковского поначалу были связаны с его хлопотами по устройству художественной выставки "Салон 1909 года". 7 октября 1908 г. он писал матери, Ю. П. Маковской: "Выставочные дела идут хорошо, журнальные -- тоже. Кажется мне, что я скоро достигну того, чего добивался долго, -- буду во главе нового издания и поведу дело так, как я понимаю. Но затруднений на пути все же не мало; хлопочу с утроенной энергией". 20 октября Маковский сообщал ей же: "В связи с "Салоном" затеивается новый журнал; это дело менее верное пока, хотя средства обеспечены, что главное; но я не могу гнаться за двумя зайцами. Предоставил хлопоты другим, а без моей "руки" не знаю, выйдет ли" (ИРЛИ, ф. 230, ед. хр. 616). Ср. письмо Маковского к Волынскому от 21 декабря 1908 г.: "С выставкой все идет удачно. Но беспокоит меня, ночами спать не дает -- "Аполлон"" (ИРЛИ, ф. 673, ед. хр. 74).

²⁵¹ 162. Маковский вспоминает об обстоятельствах этого знакомства: "Юный поэт-царскосел <...> помнил наизусть строфы из "трилистников" "Кипарисового ларца", с особой почтительностью отзывался о всеискушенности немолодого уже, но любившего юношески-пламенно новую поэзию лприка-эллиниста Анненского и предложил повезти меня к нему в Царское Село" (Сергей Маковский. На Парнасе "Серебряного века". Мюнхен, 1962, с. 198).

²⁵² Маковский и Анненский постоянно встречались в месяцы подготовки "Аполлона" к изданию. 17 июля 1909 г., например, Маковский сообщал матери: "Вечером бываю в Царском у Анненского: чтение, разговоры, стихи, проза, стихи до бесконечности". 6 августа он писал ей же: "Начинается каторжная деятельность; рвут меня на части; день-деньской, часто и вечер до поздней ночи -- сотрудники, сотрудники, разговоры... В то же время каждую мелочь приходится делать самому. Еще два месяца до выхода первого номера "Аполлона", а я -- как на угольях <...> Одно приятно, что пока никаких ссор и много надежд. Очень помогает Анненский -- милейший по-прежнему" (ИРЛИ, ф. 230, ед. хр. 616). 15 августа 1909 г. Маковский признавался Волынскому: "С Анненским я действительно о многом советовался, т<ак> к<ак> в течение лета он один из всех сотрудников находился в Петербурге <..."> (ИРЛИ, ф. 673, ед. хр. 74).

²⁵³ Темы, связанные с "Аполлоном", Анненский затрагивал, в частности, в стихотворении, посвященном немецкому поэту и переводчику русской поэзии начала XX в. Иоханнесу фон Гюнтеру (1886--1973), с которым познакомился в начале октября 1909 г. Рукопись этого стихотворения не сохранилась; о его содержании можно судить по сделанному Гюнтером немецкому переводу. "<...> Лестное стихотворение, которое он мне посвятил, кажется, существует только в моем переводе", -- отмечает Гюнтер (Johannes von Guenther. Em Leben im Ostwind. Zwischen Petersburg und Munchen. Erinnerungen. Munchen, 1969, S. 265). Приводим его текст, любезно скопированный по нашей просьбе проф. Рольфом-Дитером Клуге в мюнхенском архиве Гюнтера:

An J v G

In eines Gespraches Facetten

Bevorzugt den Gott Apollon.

Doch wenige Jahre spatter

Da kommt, welch e Confusion,

An die Moika -- der Apollon.

Mein Dichter, wie schad, wenn uns beide

Zosammengewiirfelt das Los,

Ich hatt Sie zu Ihrem

Und es war keine Zeitschrift geworden;

Doch ich wette: Sie waren nicht bloss

Ein Prophet geworden im Norden

Wie Ihr Bruder -- Dionysos.

Но немного лет спустя снисходит (какой конфуз) in natura из эфира на Мойку -- Аполлон.

Мой поэт, как жаль, если б нас обоих связал друг с другом жребий, я, к Вашему сожалению, обратил бы Вас к Дионису.

И не возникло бы журнала; но бьюсь об заклад: Вы не одним лишь пророком стали бы на севере, как Ваш брат -- Дионис).

О тяготении Анненского к "дионисийскому" началу свидетельствует и С. К. Маковский: "<...> он <...> справедливо почитал себя плохим слугой Аполлона. Впрочем, это обстоятельство не раз приводило его в некое трогательное смущение: "Ведь я старый последователь Диониса, насмешливый сатир (он ударял на а), моя муза -- менада, как бы меня не прогнали из храма Светозарного и Лученосного"... И тут же успокаивал себя тем, что эти боги -- близкие родственники, и поэтому, помогая одному, служишь и другому" (С. Маковский. Иннокентий Анненский (по личным воспоминаниям), с. 244).

²⁵⁴ "Аполлона" -- Мойка, 24, кв. 6.

²⁵⁵ Общество ревнителей художественного слова (или "поэтическая академия") было основано ранней осенью 1909 г., собрания его проходили в редакции "Аполлона" и были посвящены изучению поэтической культуры (см.: В. Пяст. Встречи. М., 1929, с. 144--149). В возглавлявший Общество комитет входили Маковский, Анненский, Вяч. Иванов, А. Блок, М. Кузмин и др. "В сущности, это общество и создало тот литературный фон, на котором разросся журнал", -- свидетельствует Маковский (Новый журнал, кн. 77, 1964, с. 166). Секретарь "Аполлона" Е. А. Зноско-Боровскнй писал 21 сентября 1909 г. В. Я. Брюсову, предлагая стать одним из членов-учредителей Общества: "Кроме Вас, для этой же цели пока приглашены гг. Вячеслав И. Иванов и Иннокентий Ф. Анненский, в числе слушателей Вы увидите всех молодых поэтов" (ГБЛ, ф. 386, карт. 86, ед. хр. 61). Начальный этап деятельности Общества ознаменовали "блистательные выступления Анненского (в течение двух первых месяцев)" (Сергей Маковский. Портреты современников, с. 274--275); ср. письмо Вяч. Иванова к Анненскому от 16 октября 1909 г., в котором идет речь о предстоящем выступлении Анненского 20 октября: "Во вторник я не могу быть в "Академии" -- а как хотелось бы слышать Вас и как было бы нужно для дела!" (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 328). Черновые наброски Анненского "Поэтические формы современной чувствительности" (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 168) представляют собой записи к его лекциям в Обществе ревнителей художественного слова.

²⁵⁶ См.: Аполлон, 1909, No 1, октябрь, отд. I, с. 12--42; No 2, ноябрь, отд. I, с. 3--29; No 3, декабрь, отд. I, с. 5--29.

²⁵⁷ Выражение восходит к названию статьи Робера де Суза (Robert de Souza) "Ou nous en Somme", напечатанной в первом номере французского журнала "Vers et Prose", выписывавшегося Анненским (см. ниже, прим. 298). См. рецензию на первый номер "Vers et Prose" (Вопросы жизни, 1905, No 8, с. 197--200; подпись: Н. П.).

²⁵⁸ О замысле этой части см. письмо Анненского к С. К. Маковскому от 11 июля 1909 г. (Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1976 год, с. 233--234).

²⁵⁹ "О современном лиризме" и, в частности, об обиде Ф. Сологуба на предпринятый в ней Анненским анализ его поэзии см. примечания Н. Т. Ашимбаевой (Книги отражений, с. 631-- 632). Этот заочный конфликт с Сологубом, видимо, не был забыт последним и после смерти Анненского; в пользу этого говорит курьезный эпизод, отраженный в альбоме М. М. Шкапской (1924--1925 гг.): <"...> у сына Иннокентия Анненского. тоже поэта -- Валентина Кривича -- есть девочка, на которую отец возлагает большие надежды в поэтическом отношении. Живут они в Царском. Пришел как-то к ним Сологуб, -- заинтересовался что за девочка тут бегает. "А это, Федор Кузьмич, моя дочка". -- "Дочка? Вот как хорошо. Пойди-ка сюда, девочка". Стал ее разглядывать, расспрашивать, потом покровительственно заключил: "Ну что ж, девочка, расти большая, учись, будешь, как твой дедушка..." И когда Кривич уже приготовился услышать "большим русским поэтом", -- неожиданно и невозмутимо закончил: "попечителем учебного округа". Кривич ему до сих пор простить не может. (Рассказал Всеволод Рождественский)" (ЦГАЛИ, ф. 2182, оп. 1, ед. хр. 140, л. 58а).

²⁶⁰ См. "Письмо в редакцию" Анненского (Аполлон, 1909, No 2, отд. II, с. 34).

²⁶¹ Ср. свидетельство А. А. Гизетти (со ссылкой на слова В. Кривича) в его статье "Поэт мировой дисгармонии (Инн. Фед. Анненский)": "Несомненно, что для него самого часы творчества за любимым письменным столом были глубоко противоположны по духу переживаний часам его "подневольного", служебного труда -- профессии в канцелярии учебного округа или даже в Царскосельской гимназии. Дружеский вопрос-замечание: "а вы опять работаете, Инн. Фед.?.." в устах кого-нибудь из навещавших его в Царском и застававших за письменным столом друзей раздражал покойного поэта. "Какая это работа, это там, в округе работа", -- поправлял он обычно, с укором" (Петроград. Литературный альманах, с. 49--50).

²⁶² Из стихотворения К. Д. Бальмонта "Поэт -- рабочему" (Новая жизнь, 1905, 16 ноября, No 14), вошедшего в его сборник "Стихотворения" (СПб., "Знание", 1906). См.: К. Д. Бальмонт. Стихотворения. Л., 1969, с. 334 (Библиотека поэта, большая серия).

²⁶³ В другом месте рукописи Кривич отмечает, что так называла Анненского бабушка, т. е. Александра Вениаминовна Сливицкая, мать Н. В. Хмара-Барщевской. Далее Кривичем описывается пребывание Анненского в ее фамильном имении Сливицком (Смоленская губерния). Ср. свидетельство Д. С. Усова в письме к Е. Я. Архиппову (апрель 1925 г.), где он описывает свою встречу с Кривичем: "Я видел "любительские" фотографии, где И. Ф. в имении у Хмара-Барщевских в Смоленской губернии стоит на деревенской улице, где ходят куры, в безукоризненной осанке, в сухом парижском вестоне, так же как если бы он вышел в царскосельский парк" (ЦГАЛИ, ф. 1458, оп. 1, ед. хр. 78).

"Ego": "Я -- слабый сын больного поколенья" (Стихотворения и трагедии, с. 182).

²⁶⁵ Слова "На меня действует только та природа, которая похожа на декорацию" из "Самопризнаний" взяты эпиграфом в автографе стихотворения Анненского "Декорация" (Стихотворения и трагедии, с. 82, 590). См. также свидетельство Кривича (ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 49, л. 13). Этот мотив характерен для французского символизма. Ср.: "Мы окружены декорациями, и человеку часто не приходит в голову постучать пальцем и убедиться, из чего она сделана: из дерева, полотна или бумаги" (Реми де Гурмон. Книга масок. Перевод Е. М. Блиновой и М. А. Кузмина. [СПб.], 1913, с. 188).

²⁶⁶ См.: Стихотворения и трагедии, с. 75--76. Помимо реального комментария Кривича, интерпретация стихотворения предопределена фольклорным мотивом "предвещания смерти" -- "строить повый дом пожилому человеку" (В. Н. Добровольский. Смоленский областной словарь. Смоленск, 1914, с. 848).

²⁶⁷ См.: Стихотворения и трагедии, с. 137.

²⁶⁸ Там же, с. 145. В раннем варианте этого-стихотворения (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 2, ед. хр. 1,

Как ни гулок, ни тягуч

Ямбический банальный стих,

Слава Богу, он затих,

Перебит другим созвучьем, --

Но <не?> чуждый эпиграмм Пэ-

она Третьего Размер.

Больше чувства, чувства, сэр!

Танцы нежные Химер.

²⁶⁹ Этот экспромт Анненского был приведен Кривичем в ЛМ (с. 226) с первой строкой: "Даюсь я Ф. диву". В томе "Русская эпиграмма второй половины XVII--начала XX в." (Л., 1975) текст воспроизведен под редакторским заглавием "<На К. М. Фофанова") и с первой строкой: "Даюсь я, Фофан, диву", -- однако в примечании не указано, на основании каких данных сделана такая расшифровка (с. 533, 875; подготовлено и комментировано Н. Г. Захаренко). Наиболее вероятно, что под инициалом "Ф." скрыт третьестепенный поэт 1880--1890-х годов Леонид А. Фейгин ("Даюсь я, Фейгин, диву"); о намерении рассказать о его отношениях с Анненскнм Кривич пишет в проспектах своей книги воспоминаний, представленных П. Н. Медведеву и В. Д. Бонч-Бруевичу. В пользу этого предположения говорит и возможная комическая анаграмма: Фейгин -- гений. Впрочем, стихотворений, подписанных Фейгиным или каким-либо из его многочисленных псевдонимов, обнаружить в "Ниве" и в дамском журнале "Ваза" (прекратился изданием в 1884 г.) в конце 1870-х--первой половине 1880-х годов не удалось (не исключено, что ему принадлежат какие-либо из помещавшихся там анонимных стихотворений или подписанных нерасшифрованными псевдонимами).

²⁷⁰ Ежедневная общественная, политическая и литературная газета "Северный курьер" издавалась в Петербурге в 1899--1900 гг. С ноября 1899 г. ее издателем-редактором был князь Владимир Владимирович Барятинский (1874--1941) -- бывший морской офицер, беллетрист и драматург; соредактор -- историк литературы и журналист Константин Иванович Арабажин (1866--1929).

²⁷¹ Мордовцев Даниил Лукич (Мордовець-Слiпченко, 1830--1905) -- русский и украинский писатель, историк, публицист, автор многочисленных исторических романов; происходил из старинного казацкого рода.

²⁷² затем был директором Царскосельского реального училища. Ср.: "Исаак Иванович Фомиллиант -- это целая "дореволюционная эпоха"! Иннокентий Федорович Ан<ненский> -- это его полная противоположность. Помню, что я вступил в гимназию тогда, когда Иннокентий Федорович ездил в Париж... Вы помните этот разговор двух наших принципалов, так ярко их обрисовывавший. Анненский с увлечением рассказывал о пережитом, и Фомиллиант, некогда побывавший в Париже, на вопрос: был ли он в "Лувре", -- ответил: "О, да, я там часто обедал!.."" (письмо Д. А. Судовского Э. Ф. Голлербаху от 19 июля 1928 г. -- частное собрание).

По свидетельству Э. Ф. Голлербаха, И. И. Фомиллиант отзывался об Анненском "иносказательно": "Теперь в школу пришли гунны во главе с Ахиллою" (Э. Голлербах. Из загадок прошлого (Иннокентий Анненский и Царское Село). -- Красная газета, веч. вып., 1927, 3 июля, No 176 (1494)). О Фомиллианте см. также: Э. Голлербах. Город муз, с. 38--40.

²⁷³ Александра Георгиевна Фомиллиант, жена И. И. Фомиллианта.

²⁷⁴ Выделение слова "нарочитых" путем постановки его в рифменную позицию в этом экспромте, возможно, связано с обсуждением изменившейся семантики этого слова в русской лексикологии конца XIX в. ("нарочито" = "нарочно"; прежнее значение -- "отличный", "значительный") (см.: С. Максимов. Крылатые слова. М., 1899, с. 426). См. также другие экспромты и шуточные стихи Анненского: Стихотворения и трагедии, с. 221--225. Приведем еще один неизданный экспромт Анненского:

Богов классических тома

Содвинем чаши искрометны

Мы в честь восьмого февраля.

Содвинем их без громких фраз

Средь острых шуток, милых бредней,

А я, уж может быть, в последний.

"экспромт на неудачный официальный портрет И<ннокентия> Ф<едорови>ча (маслом), который он не любил и повесил в какой-то темный угол за печкой:

Мундира блеск и лавр артиста

Хотел вместить он в свой девиз --

Несчастной жертвой трубочиста"

(ЦГАЛИ, ф. 1458, оп. 1, ед. хр. 78; текст экспромта см. также: там же, ф. 6, оп. 2, ед. хр. 1, л. 31 об.; оп. 1, ед. хр. 6).

²⁷⁵ См. прим. 126.

²⁷⁶ Район Царского Села.

²⁷⁷

²⁷⁸ С. Я. Елпатьевский в начале XX в. постоянно жил в Ялте, где организовал санаторий для туберкулезных больных. См.: С. Я. Елпатьевский. Указ. соч., с. 269--296.

²⁷⁹ Ср.: ЛМ, с. 220. "Дина", по словам Кривича, -- "язык какого-то африканского народца <...>, которым отец занялся, может быть, главным образом потому, что Диной звали мою мать" (там же). О "негритянском языке Динка" Анненский упоминал в своих лекциях по истории русского языка на Высших женских курсах (см. стеклографированное издание этих лекций -- ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 2, ед. хр. 4, л. 14).

²⁸⁰ В 1865--1868 гг. Анненский учился сначала в частной школе, затем во 2-й прогимназии, затем в 1869--1872 гг. -- в частной гимназии В. И. Беренса; в 1875 г. экстерном сдал экзамены на аттестат зрелости при гимназии "Человеколюбивого общества" в Петербурге (Книги отражений, с. 670).

²⁸¹ К. В. Фохт (см. прим. 213).

²⁸²

²⁸³ Гаршин Евгений Михайлович (1861--1931) -- младший брат В. М. Гаршина, педагог, историк литературы и публицист либерального направления, автор детских повестей (см.: В. М. Гаршин. Полн. собр. соч., т. III. Письма. М. --Л., 1934, с. 558); Анненский был дружен с ним в 1880-е годы (ЛМ, с. 226).

²⁸⁴ ЦГАЛИ, ф. 5, оп. 1, ед. хр. 49. Текст печатается не полностью: опущены темы и фрагменты, нашедшие свое отражение в опубликованных воспоминаниях Кривича в ЛМ и в разделах и нашей публикации. В тексте Кривичем проведена предварительная и непоследовательная разбивка на главы, нами она устранена (фрагменты отделяются один от другого чертой).

²⁸⁵ Академик Александр Николаевич Веселовский (1838--1906) был председателем Неофилологического общества со дня его основания в 1885 г. до своей смерти. Подробнее о заседании общества 15 ноября 1904 г., на котором Анненский выступил с рефератом о Бальмонте "Эстетический момент новой русской поэзии", см.: А. В. Лавров. И. Ф. Анненский в переписке с Александром Веселовским. -- Русская литература, 1978, No 1, с. 176--180 (опубликованы по автографам письмо Анненского к Веселовскому от 17 ноября 1904 г. и ответное письмо Веселовского от 14 декабря 1904 г., включенные Кривичем в текст воспоминаний). В Перми в составе библиотеки Веселовского хранится "Царь Иксион" (СПб., 1902), с надписью: "Александру Николаевичу Веселовскому в знак глубочайшего уважения автор 15 V 1902" (Литература и фольклор Урала. Пермь, 1979, с. 47).

²⁸⁶ Вейнберг Петр Исаевич (1831--1908) -- поэт и переводчик западноевропейской поэзии, видный литературно-общественный деятель - один из активных участников Неофилологического общества. Занимал непримиримую позицию по отношению к символистско-"декадентской" поэзии.

²⁸⁷ "Бальмонта "на одну доску" с Пушкиным <...> нет никаких оснований" (Заседания обществ. Поэзия Бальмонта. -- Новости и биржевая газета, 1904, 18 ноября, No 319). Ф. Ф. Зелинский в статье "Иннокентий Федорович Анненский как филолог-классик" свидетельствует: "Никогда не забуду огорчения, которое причинил ему неуспех его лекции о Бальмонте <...> Особенно возмутил слушателей тот стих поэта-виртуоза, в котором он объявлял, что перед ним все прежние поэты -- предтечи. Докладчику <...> не хватило духу отречься от любимого поэта даже в этом щекотливом вопросе" (Аполлон, 1910, No 4, отд. II, с. 4).

²⁸⁸ П. И. Вейнберг был избран почетным академиком в 1905 г.

²⁸⁹ Предположение Кривича имеющимися сведениями о служебной и научно-педагогической деятельности Вейнберга не подтверждается. См.: Биографический словарь профессоров имп. С. -Петербургского университета..., т. I, с. 134. О работе Анненского в Гимназии Ф. Ф. Бычкова (впоследствии -- Я. Г. Гуревича) см.: В. Оболенский. Очерки минувшего. Белград, 1931, с. 74--75.

²⁹⁰

²⁹¹ Большой Каприз -- мост в виде насыпи, в котором устроены арочные проезды, через дорогу, разделяющую Екатерининский и Александровский парки Царского Села; увенчан беседкой в китайском стиле. Сооружен в 1770-е годы по проекту В. И. Неелова.

²⁹² ""Расе". Статуя мира" (Стихотворения и трагедии, с. 134); в нем идет речь о статуе работы неизвестного итальянского скульптора XVIII в. в Екатерининском парке Царского Села. Подруга Ахматовой В. С. Срезневская вспоминает в этой связи: "<...> мы нарочно долго искали эту Расе (богиню мира) с Аней -- и нашли в заглохшей части парка на маленькой поляне и долго смотрели на ее израненное дождями белое в темных пятнах лицо и "тяжелый ужас кос". И так странно жутко повторяли (в каком-то проникновении в будущее, что ли?) последнее восклицание этого удивительного стихотворения: "О, дайте вечность мне, -- и вечность я отдам за равнодушие к обидам и годам". И странно: почти дети, подростки, девочки, как любили мы издали наблюдать за высокой худощавой фигурой поэта, за которой неизменно старый лакей нес небольшое складное кресло -- И. Ф. страдал тогда болезнью сердца <..."> (рукопись хранится у дочери мемуаристки О. В. Срезневской, Ленинград). Ныне "статуя мира" находится у Екатерининского дворца.

²⁹³ Из письма Анненского к жене из Венеции от 7/19 аюня 1890 г. (ЦГАЛИ, ф. 6, он. 1. ед. хр. 277). Ср.: ЛИ, с. 233.

²⁹⁴ См.: Книги отражений, с. 381, 641.

²⁹⁵ К характерной для Анненского теме отчуждения от природы, осознанию ее непричастности "музыке" внутреннего мира поэта имеет отношение его неизданный прозаический этюд (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 18):

Когда я гляжу на розу, как она робко прильнула к зеленому листу, или когда я встречаю на липе под лучами электрического фонаря болезненно-горькую улыбку непонятности, стыда, раскаяния, страха -- в сердце моем возникает потребность услышать музыку, услышать хотя бы один аккорд, один намек на мелодию, которая началась и, не встретив сочувствия, смолкла.

Розовое розы успокоилось: оно нашло зеленый цвет листа, и солнце нагло уверяет его, что это навсегда она, роза, прильнула к своему тонкому спутнику. Аккорд, мимоходом взятый на открытой клавиатуре пьянино, среди хаоса нотных листов в комнате, ароматной от сирени, и в полдень, почти темный, -- через раскрытое окно торжествует эту гармонию красок в природе, которая называется в жизни безумием...

Болезненная улыбка -- та не нашла ответа... То единственное слово, которое могло бы обратить ее в розу на листке, в розовое на зеленом, обратить, слить их в мистический белый луч, -- не было сказано: и улыбка осталась на мгновение, схваченное ею у жизни, лишь грустным пятном на пыльной полосе, созданной мертвящей силой динамо-машины. . . . . . . . . . . .

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

а в абсолюте, в Боге. Оно любит только музыку, только диссонансы, едино-разрешимые диссонансы, никого никогда не оскорбившие, не омраченные ничьей едкой слезой стыда или раскаяния и знакомые здесь, среди нас лишь с блаженным блеском слез восторга. Живу, потому что верую, что когда больше во всем мире не будет биться ни единого сердца, музыка угасающих светил будет еще играть, и что она будет вечно играть среди опустелой залы вселенной.

11 V 1906. Ц<арское> С<ело>".

²⁹⁶ О судьбе Никола Деникера см.: Andre Salmon. Souvenirs sans fin, l-ere epoque, 1903--1908. Paris, 1955, pp. 65--69. Отзыв Рене Гиля о единственной книге стихов Н. Деникера "Poemes" (1907) см.: Весы, 1908, No 3, с. 117. Перечень его напечатанных произведений см. в кн.: Bibliographie de la litterature francaise de 1800 a 1930. Par Hugo P. Thieme. T. I. Paris, 1933, p. 566. Отметим, что Н. Деникер был в 1903--1904 гг. одним из ближайших литературных соратников Гийома Аполлинера (см.: V. Divis. Apollinaire. Chronik eines Dichterlebens. Praha, 1966, S. 42; Юлия Хартвиг. Аполлинер. М., 1971, с. 18, 22, 27, 40). Отец поэта, Жозеф Деникер (1852--1918), был видным антропологом. В русском переводе вышла его книга "Человеческие расы" (СПб., 1902).

²⁹⁷ Леру Гастон (1868--1927) -- французский беллетрист.

²⁹⁸ Фор Поль (1872--1960) -- французский поэт-символист. Журнал "Vers et Prose" был создан им в 1905 г. (заглавие повторяло титул книги Ст. Малларме). В программу журнала входили "защита и прославление лиризма в прозе и в поэзии" (Paul Fort. Mes memoires. Toute la vie d'un poete. 1872--1943. Paris, 1944, p. 83; см. также: Аврелий [В. Я. Брюсов]. Новый французский журнал. -- Русская мысль, 1913, No 7, отд. III, с. 23). В письме от 16 апреля 1906 г. Анненский предлагал Е. М. Мухиной подписаться на "Vers et Prose" с тем, чтобы "поддержать le groupe heroique <героическую группу> наших единомышленников -- поэтов и глашатаев высшего искусства, благородного слова" (КО, с. 464).

²⁹⁹ Мокель (1866-1945), Андре Сальмон (1881-1969), бельгийский поэт и драматург Шарль Baн Лерберг (1861-1907).

³⁰⁰ Поль Фор выступал с лекциями в Москве и Петербурге в марте 1914 г. См.: К. Бальмонт. С берегов Сены. -- Утро России, 1914, No 34.

³⁰¹ О судьбе французских журналов Анненского см.: А. Кондратьев. Андре Шенье русской революции. -- Слово, Рига, 1926, 15 августа, No 238.

³⁰² Книга Анненского "Лекции по античной литературе" была названа как готовящаяся к печати в списке его трудов в кн.: Краткий отчет об имп. Николаевской царскосельской гимназии за последние XV лет ее существования (1896-1911 г.), с. 79. Один экземпляр литографированного издания этого труда хранится в Научной библиотеке им. Горького Ленинградского гос. университета, другой -- в библиотеке Института мировой литературы АН СССР.

³⁰³

³⁰⁴ "Правительственный вестник" -- ежедневная газета, издававшаяся в Петербурге с 1869 по 1916 г.; "Русское государство" -- ежедневная газета, выходившая при "Правительственном вестнике" в 1906 г. (вышло 100 номеров).

³⁰⁵ Е. М. Мухина.

³⁰⁶ Неточность Кривича: А. Н. Шварц был министром народного просвещения с 1 января 1908 г. по 25 сентября 1910 г.; Л. А. Кассо -- с 25 сентября 1910 по 26 ноября 1914 г., т. е. вступил на этот пост после смерти Анненского; видимо, Анненский в разговоре упоминал П. М. Кауфмана -- министра народного просвещения, предшествовавшего Шварцу (с 24 апреля 1906 г. по 1 января 1908 г.).

³⁰⁷ Пихно Дмитрий Иванович (1853-1913) -- публицист, редактор газеты "Киевлянин" (1901-1907); числился по ведомству Министерства народного просвещения.

³⁰⁸ См.: ЛМ, с. 215-216.

³⁰⁹

³¹⁰ Ср. описание вещей Анненского, сохранившихся у Кривича, в письме Д. С. Усова к Е. Я. Архиппову (апрель 1925 г.) "<...> во вторник 7 IV я был в Царском <...> В. И. живет на Магазейной (ул. К. Маркса), д. 14, кв. 1. В его глухо-провинциальной, нетопленой квартире -- увы! уже мало от И. Ф. Подумайте: всю библиотеку Ин<нокентия> Ф<едорови>ча он продал Центросоюзу. Осталось: кресло, лира часов, некоторые картины и фамильные портреты (и В. И. даже не помнит, какие из них именно висели у него в кабинете; только о двух он знал это точно: "Женщина у моря" Бёклина и одно изображение св. Себастиана). Я видел красный портфельчик, с которым он умер, его чернильницу и перо (2 ручки: одна легчайшая, тонкая, костяная -- другая тяжелая, из гладкого и светлого металла), кипарисовый ларец, стеклянное пресс-папье с портретом Дины Валентиновны".

³¹¹ Об этом портрете провинциальной актрисы Евлампии Павловны Кадминой (1853-1881), послужившей Тургеневу прототипом для его Клары Милич (см.: И. С. Тургенев. Полн. собр. соч. в 28-ми т., Соч. в 15-ти т., т. 13. М. -Л., 1967, с. 579-581), Анненский пишет в своей статье "Умирающий Тургенев. Клара Милич" (КО, с. 41).

³¹² В перечне работ Владимира Лукича Боровиковского (1757-1825), принадлежавших в начале XX в. частным лицам (Русский биографический словарь, т. Бетанкур-Бякстер. СПб., 1908, с. 262-263) картина, находившаяся у Анненского, не упомянута.

³¹³ СиТ 59, с. 138.

³¹⁴

³¹⁵ Ср. об Анненском на гимназических церковных Службах: Всеволод Рождественский. "Страницы жизни", с. 98.

³¹⁶ Свенцицкий Валентин Павлович (1879-1931) -- писатель, религиозный публицист; в 1905 г. вместе с В. Ф. Эрном организовал "Христианское братство борьбы", основным принципом которого было совмещение задач религиозного и революционного обновления. Скептический отзыв о книге Свенцицкого "Антихрист (записки странного человека)" (СПб., 1908) содержится в письме Анненского к Е. М. Мухиной от 2 марта 1908 г. (КО, с. 477-478).

³¹⁷ Аггеев Константин Маркович -- священник, религиозный публицист, деятель Петербургского религиозно-философского общества. Его диссертация на степень магистра богословия была посвящена истолкованию мировоззрения консервативного философа и публициста Константина Николаевича Леонтьева (1831-1891) (Свящ. Конст. Аггеев. Христианство и его отношение к благоустроению земной жизни. Опыт критического изучения и богословской оценки раскрытого К. Н. Леонтьевым понимания христианства. Киев, 1909, 333 с.).

³¹⁸ См. статьи Н. Бердяева "К. Леонтьев -- философ реакционной романтики" (Н. Бердяев. Sub specie aeternitatis. Опыты философские, социальные и литературные. СПб., 1907, с. 302-333), "Наши богоискатели" (Московский еженедельник, 1907, No 29); статьи Розанова "Поздние фазы славянофильства: К. Н. Леонтьев" (В. В. Розанов. Литературные очерки. СПб., 1899, с. 115-124). "Из житейских и литературных мелочей" (Новое время. 1903, 21 и 22 января, NoNo 9656, 9657), "Заблудились в трех соснах" (Русское слово, 1909, 24 января; подпись: В. Варварин). Розанов также опубликовал письма Леонтьева со своим предисловием, послесловием и примечаниями (Русский вестник, 1903, NoNo 4-6). После смерти Анненского появилась его статья о Леонтьеве "Неузнанный феномен" (Памяти Константина Николаевича Леонтьева. Литературный сборник. СПб., 1911, с. 163-184).

³¹⁹ "Ессе Homo"; на одном из листков -- пробы заглавий: "Проблема Ницше, или Ницше последнего силуэта", "Ницше и мы", "Ницше -- иллюзионист"). Приводим наиболее связный из этих фрагментов:

"Нельзя понимать современной литературы вообще и русской, как наиболее эмоционально чуткой, без Ницше. Но он имеет связь с русской и через Достоевского. Да и Ницше славянин. Достоевский искал не одну сторону, т<ак> ск<азать>, милосердия, которая отразилась на французах, -- была и сторона страстного искания воли.

Ницше называл себя учеником Диониса философа. Заметьте, учеником. Это желание обрести в себе Дионисовское начало свойственно славянам. Оно бросается и в революцию, и в порнографию -- дает мучеников и Саниных.

Ницше глубоко ошибался в природе своей радости. Она не была Дионисовской, а ближе подходила к типу Аполлоновск<ой>. Это была радость мысли. Единств<енная>, которая дает людям идею Человечества. Одиночество Ницше есть лишь красивейшая из литературных поз. Ницше создал ту атмосферу, в которой живет современная литературная мысль. Его нельзя назвать властителем дум, как Байрона. Это скорее угадчик, объединитель дум своего века -- дум бесстрастно, цинически антиномичного кануна, тщетно маскируемых иронией Дионисовской мечты.

Жизнь абутирует к литературе. Самое ценное, единственно ценное есть мысль. Дионисовское начало настолько противоречило заслуге Ницше, всей его личности, всей его жизненной трагедии, что к нему не могли многие отнестись серьезно" (ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 108, лл. 1--2). Ср. дальнейшие наблюдения в связи с книгой Ницше: "Ессе-Homo дает нам возможность знакомиться с удивительной гибкостью выраж<ения>, точностью термина, угадкой намека. Душа в высшей степени сложная и утонченная. Романтизм в самой цинической из своих масок"; "Это я не циническое, а высказывающееся, переводящее в слова все, что может иметь интерес и выразительность" (там же, л. 4).

³²⁰ Автограф -- ЦГАЛИ, ф. 6, оп. 1, ед. хр. 205,

8³²¹ См. о нем прим. 188.