Поиск по творчеству и критике
Cлова начинающиеся на букву "C"
Показаны лучшие 100 слов (из 105).
Чтобы посмотреть все варианты, нажмите
Несколько случайно найденных страниц
Входимость: 1. Размер: 22кб.
Часть текста: очень поздно -- в год его смерти, позднею весною. 97 Когда я вспоминаю теперь его фигуру -- у меня всегда возникает чувство какой-то обиды; вспоминаются слова Бальзака: "La gloire e'est le soleil des morts, nous mourrons tous inconnus". {Слава -- солнце мертвых, все мы умираем неизвестными (франц.). } 98 Как раз в 1909 г. возник вопрос об основании журнала "Аполлон", в котором и я также участвовал с первого года его издания, хотя и не любил этого журнала. Видеть же Иннокентия Федоровича в редакции "Аполлона" было тем более обидно и несправедливо, в особенности для последнего года его жизни. Это было какое-то полупризнание. Ему больше подобало уйти из жизни совсем непризнанным. Приглашение Иннокентия Федоровича состоялось таким образом. Вставал вопрос -- кого можно противопоставить Вячеславу Иванову и А. Л. Волынскому в качестве теоретика аполлинизма? Тут вспомнили об Анненском. 99 Ни я, ни С. К. Маковский не имели об Анненском ясного представления. О нем тогда часто говорили Н. С. Гумилев и А. А. Кондратьев -- его ученики по царскосельской гимназии. 100 Но Гумилев был в то время начинающим поэтом, и его слова не могли иметь того авторитета, какой они имели впоследствии. Сопровождать С. К. Маковского в Царское Село для приглашения Иннокентия Федоровича пришлось как раз ...
Входимость: 1. Размер: 113кб.
Часть текста: поэтом. Его первый сборник «Тихие песни» вышел в 1904 году; и в 1906 году Блок, как признанный поэт, отметил сочувственной рецензией дебютанта, скрывшегося под «сомнительным псевдонимом» Ник. Т-о 1 . «Кипарисовый ларец» — лучшее, что создал Анненский, — появился уже посмертно, в 1910 году. И тогда Блок написал об этой книге сыну Анненского В. Кривичу: «Невероятная близость переживаний, объясняющая мне многое о самом себе» 2 . * Широко распространённая ошибка в годе рождения (1955), разъяснённая в статье А. Орлова "Юношеская биография Иннокентия Анненского". Ко времени первых выступлений Анненского-лирика поэзия его сверстников и младших современников — Минского, Мережковского — давно уже была неактуальна, творчество следующего поколения успело достичь апогея и переживало кризис. Своеобразные хронологические соотношения способствовали особому положению Анненского в литературном движении его времени. Он признавал, в статьях даже декларировал свою близость к декадентству и символизму. Но при этом у Анненского отсутствуют всякие организационные связи и даже сколько-нибудь близкие личные отношения с представителями «новой поэзии». Так складывалась позиция стоящего в стороне от групповых обязательств и групповых расчетов, свободно отбирающего нужное ему для его поэтических целей и отметающего ненужное. Творческая судьба Анненского сложилась парадоксально, и это наложило свою печать на его поэтическую систему, очень целостную и самобытную, но возникшую из противоречивых и сложных напластований. Много напластований обнаруживается даже в пределах небольшого по объёму «Кипарисового ларца»: русская лирическая классика 3 , русский романс, французский и русский символизм, эпохальное эстетство и стиховое экспериментаторство («Перебой ритма», «Кэк-уок на цимбалах», «Колокольчики»), и в то же время воздействия...
Входимость: 1. Размер: 26кб.
Часть текста: которые, по-видимому, лучше вовсе не определять. Разве есть покрой одежды, достойный Милосской богини? Из бесчисленных определений поэзии, которые я когда-то находил в книгах и придумывал сам (ничего не может быть проще и бесполезней этого занятия), в настоящую минуту мне вспоминаются два. Кажется, в "Солнце мертвых" {1} я читал чьи-то прекрасные слова, что последним из поэтов был Орфей, а один очень ученый гибрид сказал, что "поэзия есть пережиток мифологии" {2}. Этот несчастный уже умер... Да и разве можно было жить с таким сознанием? Два уцелевших в моей памяти определения, несмотря на их разноречивость, построены, в сущности, на одном и том же постулате "золотого века в прошлом". Эстетик считал, что этот век отмечен творчеством богов, а для мифолога в золотой век люди сами творили богов. Я бы не назвал этого различия особенно интересным, но эстетически перед нами: с одной стороны - сумеречная красота Данте, с другой - высокие фабричные трубы и туман, насыщенный копотью. Кажется, нет предмета в мире, о котором бы сказано было с такой претенциозностью и столько банальных гипербол, как о поэзии. Один перечень метафор, которыми люди думали подойти к этому явлению, столь для них близкому и столь загадочному, можно бы было принять за документ человеческого безумия. Идеальный поэт поочередно, если не одновременно, являлся и пророком (я уже не говорю о богах), и кузнецом, и гладиатором, и Буддой, и пахарем, и демоном, и еще кем-то, помимо множества стихийных и вещественных уподоблений. Целые века поэт только и делал, что пировал и непременно в розовом венке,...